Точно так же Гарсиа Маркес в своей книге публично отдает дань уважения трем великим американским творцам, остроумно приглашая в Макондо их героев (Виктора Юга из романа Алехо Карпентьера, Лоренсо Гавилана из романа Карлоса Фуэнтеса и Рокамадура из романа Хулио Кортасара); в одном из самых завораживающих эпизодов романа "Сто лет одиночества" — сообщении о вооруженном восстании полковника Аурелиано Буэндиа — вспыхивает ярким светом слово, которое одновременно является ключом к пониманию и реабилитацией оклеветанного Амадиса; это слово — Неерландия. Однако осторожно! Не будем заблуждаться: Макондо — это и Броселандия и не Броселандия, полковник Аурелиано Буэндиа похож на Амадиса, но остается в памяти именно потому, что он не Амадис.

Необузданная фантазия Гарсиа Маркеса, его галоп по царству безумия, все галлюцинации и выдумки не приводят его к построению воздушных замков, беспочвенных миражей в специфической временной и конкретной зоне действительности. Главное величие его книги состоит именно в том, что все в ней: действие и фон, символы и колдовство, предзнаменования и мифы — глубоко уходит корнями в реальность Латинской Америки, ею питается и в преобразованном виде отражает ее точно и беспощадно.

Ничто не пропущено, ничто не утаено. В пейзажах Макондо, этой деревни, зажатой между обрывистой сьеррой и зловонной трясиной, представлена вся американская природа с ее вечными снегами, ее Кордильерами, ее желтыми пустынями, ее дождями и ее землетрясениями. Смрад банановых плантаций отравляет воздух и привлекает в эти места сначала авантюристов и беззастенчивых дельцов, потом алчных эмиссаров "банановой империи". Гарсиа Маркесу достаточно нескольких страниц и одного второстепенного персонажа мистера Брауна, который передвигается в роскошном поезде из стекла, — чтобы показать колониальную эксплуатацию Америки, несправедливость и нищету, которую эта эксплуатация порождает.

Жизнь в Макондо — это не только магия, сновидения, фантазии и эротический разгул; гул глухой вражды между власть имущими и обездоленными постоянно перерастает в раскаты гнева, борьба между ними порой (как в основанном на реальном факте эпизоде убийства бастующих рабочих на железнодорожной станции) внезапно оборачивается кровавой оргией. И еще в этих ущельях и по этим равнинам среди гор рыскают, без конца уничтожая друг друга, всякие отряды, идет жестокая война, которая уносит людей и калечит судьбу этой страны, как это происходило (и продолжает происходить) в Колумбии.

В хронике Макондо предстает, преломляясь, словно луч света в спектре, жестокая мистификация героизма, саботирование побед либералов, добытых солдатами вроде Аурелиано Буэндиа и Геринельдо Маркеса, продажными политиканами, которые в далекой столице торгуют этими победами, превращая их в поражения. Время от времени в Макондо наведываются смехотворные картонные человечки для открытия памятников и вручения медалей: это представители власти, каждый из которых — маленькое живое воплощение лжи, частица большого общественного обмана. Гарсиа Маркес описывает их в карикатурном виде, с беспощадным порой сарказмом.

Но в романе "Сто лет одиночества" мы встречаем не только потрясающую транспозицию быта, социальных условий и мифологии Америки: в нем есть также то, что гораздо труднее перенести в художественное повествование, — блестяще образцовое, законченное изображение моральной неприкаянности американца, точный портрет отчуждения, которое разъедает индивидуальную, семейную и коллективную жизнь наших стран. Библейское племя Буэндиа, этот род, где за Аурелиано неотвратимо следуют Аурелиано, а за Аркадио — Аркадио, в будоражащей и утомительной игре зеркалами — так похожей, с другой стороны, на игру в бесконечные генеалогические лабиринты, которыми полны истории об Амадисах и Пальмеринах, — воспроизводит себя и расползается в беспредельных пространстве и времени.