Они видели всю печальную драму. Они заметили, как дон Тадео поднялся из груды трупов, слышали слова, произнесенные им и уже хотели подойти к нему, когда незнакомцы, вдруг явившись, схватили его и унесли. Это похищение полумертвого человека чрезвычайно их удивило. Обменявшись несколькими словами, двое из них бросились в погоню за незнакомцами, чтобы узнать, по какой причине похитили они раненого, между тем как остальные двенадцать вышли на середину площади, где лежали трупы расстрелянных. Они наклонились над этими трупами, распростертыми у их ног, надеясь, что, может быть, еще одна какая-нибудь жертва избегнула гнусного убийства.

К несчастью, дон Тадео был один спасен каким-то чудом. Девять других жертв были мертвы. После продолжительного и подробного осмотра, друзья убитых поднялись со вздохом сожаления и горести. Один из них отделился от группы и постучался в одну из нижних дверей собора.

– Кто там? – спросил голос изнутри.

– Тот, для кого ночь не имеет мрака, – отвечал постучавший человек.

– Чего ты хочешь? – продолжал голос.

– Написано: стучись и тебе отворят! – сказал опять незнакомец.

– Отечество! – произнес голос.

– Или мщение! – отвечал незнакомец.

Дверь отворилась и появился монах. Капюшон, опущенный на лицо, не позволял различить его черты.

– Хорошо, – сказал он, – чего требуют Мрачные Сердца?

– Молитвы за умерших братьев!

– Возвращайся к тем, которые послали тебя; они будут удовлетворены.

– Благодарю за всех нас! – отвечал незнакомец и, поклонившись монаху, вернулся к своим товарищам.

Во время его отсутствия те не теряли времени; трупы были положены на носилки и спрятаны под аркадами площади. Через несколько минут яркий свет осветил площадь. Двери собора растворились. Внутренность его была великолепно освещена, и в главную дверь входил длинный ряд монахов. Каждый держал в руке зажженную свечу; они пели панихиду.

В ту же минуту, как бы по волшебству, распахнулись и ворота дворца, и эскадрон черосов, во главе которого находился генерал Бустаменте, подъехал рысью к процессии. Монахи и солдаты вдруг остановились, как бы по взаимному уговору. Двенадцать незнакомцев, завернувшись в плащи и столпившись вокруг фонтана, занимающего середину площади, с беспокойством ожидали, чем кончится эта встреча.

– Что значит эта процессия в такое время? – спросил генерал.

– Мы идем поднять тела жертв, которых вы поразили и помолиться за них, – отвечал монах, шедший впереди.

– Кто вы? – сухо возразил генерал.

– Я архиепископ сантьягский, примас Чили, облеченный папой властью связывать и разрешать на земле! – отвечал монах твердым голосом, сбрасывая капюшон с головы.

В Испанской Америке духовенство пользуется могущественной властью. Никто, какое бы высокое место не занимал он, не пытается бороться против него; он знает заранее, что будет побежден. Бустаменте нахмурился, но был вынужден отступить.

– Ваше высокопреосвященство, – сказал он поклонившись, – извините меня. В эти времена смуты и междоусобных раздоров, часто невольно путаешь друзей с врагами; я не знал, что ваше высокопреосвященство желаете помолиться за казненных и сами удостаиваете исполнить это. Я удаляюсь.

Во время этой сцены, незнакомцы укрывались за столбами фонтана. Благодаря темноте, Бустаменте их не видел. Как только солдаты исчезли, по знаку архиепископа, монахи отнесли убитых в собор.