— Фил, — повторили все вразнобой.

Гости уставились на него, гадая, видит ли он их взгляды сквозь черный бархат. «Как же он собирается есть в таком колпаке?» — думали они. Мистер Мистериус взялся за большую столовую ложку.

— Будьте добры, передайте подливку, — раздался его шелест.

— И картофельное пюре, — добавил он тихо.

— И зеленый горошек, — закончил он.

— И еще, госпожа Бабушка, — произнес он. Стоявшая в дверях бабушка заулыбалась. «Госпожа» показалось ей приятным штрихом. — Сделайте одолжение, подайте мое блюдо голубого фаянса.

Бабушка и впрямь поставила перед ним китайское фаянсовое блюдо с изображением садовых цветов, которое тут же наполнилось месивом, похожим на объедки из собачьей плошки: мистер Мистериус зачерпнул подливку, положил себе картофельного пюре, добавил горошка и размял все это вилкой до состояния однородной кашицы, стараясь не слишком привлекать наше внимание; у нас глаза полезли на лоб.

После недолгого молчания голос из-под черного Капюшона произнес:

— Не возражаете, если я прочту молитву? Никто не возражал.

— Господь милосердный, — прозвучал голос из-под Капюшона, — позволь нам принять эти дары любви, что изменяют нашу жизнь и направляют ее, приближая к совершенству. Пусть ближние видят в нас лишь то, что мы видим в них: совершенство и красоту, не требующие слов. Аминь.

— Аминь, — произнесли все хором, и тут мистер М. вытащил из складок плаща предмет, изумивший постояльцев и поразивший всех прочих.

— Вот это да! — вырвалось у кого-то (у меня). — Ни фига себе, соломинка!

— Квинт, — одернула бабушка.

— А что такого?

Действительно, это была соломинка, в два или три раза больше обычной; один ее конец исчез под Капюшоном, а другой погрузился в сдобренное подливкой собачье варево из пюре с горошком, которое бесшумно продвигалось вверх и исчезало в невидимых губах — незаметно и беззвучно, как исчезает под столом кошка.

Тут мы все принялись за еду, в смущении разрезая мясо, жуя и глотая так шумно, что нас бросало в краску.

А мистер Мистериус недоступно для наших взоров втягивал в себя свой полужидкий обед, не издавая даже бульканья. Краем глаза мы наблюдали, как пища, бесшумно скользя по соломинке, исчезала под Капюшоном — и так до тех пор, пока тарелка не опустела. Закончив трапезу, мистер М. положил руки на колени.

— Надеюсь, — произнесла бабушка, не отрывая взгляда от соломинки, — обед вам понравился.

— Зашибись, — ответил мистер Мистериус.

— На сладкое сегодня мороженое, — добавила бабушка. — Правда, оно почти совсем растаяло.

— Почти совсем растаяло! — засмеялся мистер М.

В тот чудесный летний вечер на веранде было раскурено три сигары и одна сигарета, мирно постукивало несколько пар спиц, а кресла-качалки разве что не взлетали в воздух, отчего соседские собаки начали подвывать, а кошки разбрелись куда подальше.

Среди облаков сигарного дыма, дождавшись паузы в постукивании спиц, дедушка, который появлялся только с наступлением темноты, сказал:

— Да простится мне такая бесцеремонность, но что вы намерены делать дальше, имея крышу над головой?

Мистер Мистериус облокотился на перила веранды, глядя, как нам казалось, на свой отполированный «студебеккер», поднес к Капюшону сигарету, затянулся и выпустил дым, даже не закашлявшись. Я с гордостью следил за каждым его жестом.

— Как вам сказать, — отозвался мистер Мистериус.