Сквозь дождь пробились глухие звуки музыки: речное судно, украшенное флагами и освещенное как рождественская елка, пробороздило чернильные воды Темзы и скрылось из вида.

По боковой дорожке она поднялась в тишину райончика Тонсли и свернула налево, на улочку, поднимающуюся террасами в викторианском духе. Потом проехала мимо безмолвных припаркованных автомобилей, щеголеватых «Джи‑Ти‑Ай» и БМВ да парочки «порше». Когда пятнадцать лет назад они переехали сюда, здесь был захудалый райончик, заселенный в основном пожилыми людьми. Подобно начинающим бизнесменам без капитала, они только такое и могли себе позволить. Ну а теперь это был модный район Лондона, с очищенными пескоструйными аппаратами фасадами, изящными парадными дверями и «блюдцами» спутниковых телеантенн, пришпиленных к крышам наподобие значков какого‑нибудь недоступного простым смертным клуба.

Чарли слезла с велосипеда и, увидев чуть подальше припаркованную машину Тома, разволновалась. До сих пор она торопилась встретиться с ним каждый вечер, торопилась так же сильно, как двадцать лет назад, когда ей было всего шестнадцать и они только что познакомились… А порой казалось, что еще сильнее. В особенности после размолвок, происходивших все чаще и чаще, так что она даже опасалась, что как‑нибудь, придя домой, может обнаружить вместо Тома лишь записку от него.

Дождь ложился на темную мостовую словно глянец. Чарли, отперев входную дверь, прокатила велосипед внутрь и прислонила его к дубовой обшивке прихожей.

Бен приветствовал ее, держа во рту резиновую кукольную головку Нейла Киннока.[1]

– Привет, малыш! – сказала она, опускаясь на колени и энергично потирая обеими руками грудь охотничьей собаки. – Рада тебя видеть! Да, да, да! Только не прыгать! – Она закрыла за собой дверь и крикнула: – Привет!

– Привет! – отозвался Том со второго этажа.

Чарли стряхнула воду с волос, стащила накидку, швырнула ее на перила и мельком взглянула в зеркало.

– Ах ты, черт подери!

Ее волосы спутались и торчали, вдобавок с правой щеки стекала тушь. С решительным выражением лица воина из племени апачей Чарли потерла щеки, а потом пальцами расчесала волосы.

– Не очень‑то здорово, а? – сказала она собаке.

Струйка дождевой воды сбежала с волос и просочилась под ее пуловер, когда она поднималась на второй этаж и шла по коридору в каморку Тома. Следом топал Бен. В темной и уютной комнатке, освещенной чертежной лампой, склонившийся над столом Том изучал пачку документов, соединенных хомутиком розовой резинки. Он поднял голову.

– Привет.

Поверх полосатой рубашки на нем был синий пуловер с треугольным вырезом. Бокал джина с тоником стоял у его правой руки. У Тома был открытый спокойный характер, он редко выплескивал на других свое мрачное настроение. И все же случалось, он пугал ее внезапными вспышками ярости или отчуждением, длившимся иногда целые дни. Вот и сейчас…

– Так поздно работаешь? – спросила она, подходя и целуя его в щеку.

– Кто‑то ведь должен зарабатывать деньги.

– Эй! – сказала она. – Это нечестно.

Он снова уткнулся в документы. Она смотрела на него и постепенно успокаивалась.

– Играл в теннис?

– Нет, были проблемы с клиентом. Отец присвоил детишек, так что надо добиться судебного запрета. А как прошел день у тебя?

– Нормально. Ходила на иглоукалывание, помогала Лауре в магазине, а потом смотрели с ней «Ширли Валентайна».

– Мы ведь его уже видели.