— Итак, теперь ты хочешь со мной гово­рить.

Она села на корточки, прижимая пальцы к губам, чтобы заглушить поднимающийся в ней истерический смех.

Дэниэл поднял темные брови.

— Ты думаешь, что это смешно?

— Нет. — Она прижала руку ко рту, пыта­ясь подавить смех. — Конечно, нет, — пробор­мотала она.

Дэниэл приподнялся, подпирая щеку рукой. На его губах появилась улыбка.

— Ты обладаешь странным даром посто­янно сбивать меня с ног.

Он прикоснулся к ней, погладив ее щеку пальцами, и это прикосновение отдалось у нее внутри. На нее нахлынула теплая волна жела­ния, заглушив ее смех, поднимая на поверх­ность стремление к нему, которое она так отча­янно пыталась похоронить.

— Не надо, — прошептала она, отстраняясь от него.

— Софи, я не позволю тебе уйти из моей жизни. Только не сейчас, когда я, наконец, нашел то, что искал всю свою жизнь.

Она поднялась на ноги и отстранилась от него, держась подальше от желания, светивше­гося в его глазах. Но она не могла избавиться от желания, которое таилось в ней самой.

— Я же сказала тебе, что все кончено. Он встал, потирая бедро.

— Ты многое мне говорила. Только я еще не был готов слушать.

— Я думаю, тебе лучше уйти.

— Еще нет, — сказала он, приближаясь к ней, глядя на ее стройную фигуру.

— Я начинаю кое-что понимать. — Он оста­новился так близко от нее, что ей казалось, что она чувствует, как исходящий от него жар согре­вает холодную комнату. — То, что происходит между нами, — редкое и драгоценное явление.

Софи покачала головой.

— Дэниэл, слова на меня не действуют. Я никогда не смогу жить с тобой, зная, что ты принудил Лауру к браку без любви.

— А если бы я сказал Эстер Гарднер, что­бы она убиралась к черту, ты бы смогла жить со мной?

Софи уставилась на него.

— Но ты же ей этого не сказал?

— Сказал. — Он улыбнулся, и на его правой щеке появилась ямочка. — Сказал, чтобы;

она со своим драгоценным, напыщенным сын­ком катилась куда подальше.

— Ox, — прошептала она. — И Лаура…

— Она может выйти замуж за твоего кра­сивого кузена, если хочет.

— Дэниэл! — Она обхватила его руками за плечи. — Ты — чудо!

— Если я сейчас чудо, то что ты скажешь, когда я сниму с тебя ночную рубашку? — он прижался губами к ее шее. — Я покажу тебе настоящее чудо, любимая.

Коннор приподнялся на кровати, услышав звук открывающейся двери. Он понял, кто при­шел к нему, еще до того, как увидел Лауру, входящую в полосу лунного света, струивше­гося через окна. Он чувствовал ее, ощущал ее переживания так же ясно, как чувствовал ненасытную страсть к ней, звеневшую у него в чреслах.

Закрыв дверь, Лаура прислонилась к ней спиной. Она тяжело дышала, и ее грудь под­нималась под белой фланелью ночной рубаш­ки. Она стояла, прижавшись спиной к двери, с горлом, сведенным судорогой, устремив на Коннора свои прекрасные глаза, раздираемая желанием и всеми правилами приличий, кото­рые определяли каждый день ее жизни.

Коннор без единого слова откинул теплое одеяло и мягкую белую простыню, открывая рядом с собой пустое место. Лаура закрыла глаза, как будто сопротивляясь искушению. С ее губ сорвался тихий стон. А затем она бросилась к нему, тихо ступая босыми ногами по толстому ковру.

— Лаура, — сказал он, обнимая ее, когда она легла в постель рядом с ним.