Джанин пришла в неистовую ярость. Она вырвалась из его рук и со всей силы влепила ему пощечину:

— Ах ты… как ты смеешь?

Казалось, удары ее маленьких кулачков только разожгли темперамент Питера. Его смех перешел в хохот. И вдруг он совершенно потерял голову. Сломив сопротивление, Питер схватил отчаянно отбивавшуюся жену и прижал к себе. Он мял тонкий шифон одеяния Джанин и до боли сжимал ее в страстных объятиях. И Джанин сквозь негодование вдруг услышала, как бьются их сердца. Словно они стали одним сердцем. Сердцем, полным не обиды и злости, а нежности и… любви.

— Моя жена, — прохрипел он. — К черту твоего любовника.

— Он не любовник… — выдохнула девушка.

— Он твой любовник… и он был твоим любовником.

— Отпусти меня. Питер, ты об этом пожалеешь.

— Не больше, чем жалею теперь, что поверил тебе, твоему обещанию остаться со мной и бросить этого даго.

Его пальцы больно сжимали нежные обнаженные руки Джанин, и ее приводило в ужас безжалостное выражение горящих синих глаз супруга. Такой Питер был ей незнаком. Неистовый, страстный, сердитый. Он совсем не напоминал того доброго, очаровательного, добродушного мужчину, за которого Джанин вышла замуж. Она попыталась сопротивляться, но мужчина был сильнее. Джанин поняла, что у нее нет ни малейшего шанса. Она выкрикнула в бесполезной попытке остановить разбушевавшуюся стихию неведомой прежде страсти:

— Питер… не надо… пожалуйста… это несправедливо.

— Это ты поступила со мной несправедливо. Я люблю тебя. Ты нужна мне, и, клянусь небом, ни один мужчина, кроме меня, не получит тебя, моя дорогая.

— Питер… пожалуйста!

Он закрыл поцелуем ее губы, и Джанин расхотелось говорить. От его страстного напора у девушки перехватило дыхание. Но было что-то еще… В ней проснулось ответное чувство. Она сопротивлялась ему, не могла понять, но ощутила всем телом. Ее сотрясла незнакомая странная дрожь. Глаза закрылись. Джанин почувствовала себя слабой, беспомощной и готовой ответить на его желание. Она теряла голову от собственных страстей, которые пробудил в ней Питер, ее муж. Он целовал ее шею и плечи… поцелуи жгли сквозь бледный шифон. Сердце колотилось так, что Джанин задыхалась.

— Моя жена, — бормотал Питер. — Больше ничья. Поцелуй меня. Поцелуй меня, говорю.

Она молча покачала головой. Он схватил локон ее золотистых волос и прикоснулся к ним губами… потом поцеловал ее лицо сквозь эту шелковистую вуаль. Она не подозревала, что есть такая страстная, дикая любовь. Это напоминало ее страсть к Никко, но только напоминало. Так далеко она не заходила. Джанин изо всех сил стремилась подавить свое чувство. С Питером же ничего не нужно было подавлять. Питер предъявлял на нее права как на жену. Она его жена. И сегодня у них первая брачная ночь. Испытывая ревность и горечь, словно первобытный мужчина, супруг обнимал ее жарко, неистово. Джанин знала, что должна испытывать от этого ярость и ненавидеть его. Но казалось, ненависть, ревность и гнев поглотил огонь страсти, готовый сжечь обоих. Она, наконец, томно открыла глаза, посмотрела на него снизу вверх затуманенным взором и увидела, как изменилось выражение его мужественного лица. Питер внезапно засмеялся… но на этот раз прерывистым, счастливым смехом любви.

— О моя дорогая! Любимая… любимая моя!

Джанин непроизвольно потянулась к нему, и ее прекрасное тело расслабилось. Девушку пронизала легкая дрожь.

— Питер, — прошептала она. — Питер, мой дорогой…

Слезы страсти выступили у нее на глазах и заблестели на ресницах. Питер взглянул ей прямо в глаза, увидел слезы, услышал ее мягкий голос, и безжалостный гнев прошел, уступив место раскаянию.