— Не знаю, как вас и благодарить, — говорит Фрейзер Мелвиль, протягивая русскому пачку банкнот. Тот смотрит на деньги, кивает и сует их в задний карман:

— Да ладно, старик. Все путем.

Из раны на его локте хлещет кровь.

— Никакой он мне не отец, — выдавливает Бетани. Проводит рукой по лбу и завороженно смотрит на побагровевшую ладонь. — И она мне не мать. Хотя трахаются они, как кролики, это правда.

Русский брезгливо косится на виновницу свалившегося на его голову приключения, хлопает дверцей и поворачивается, готовый уйти.

— Послушайте, — поспешно окликаю я. — То, что она сказала про цунами, — правда. Официально о нем еще не объявили. Вам лучше уехать — сейчас, пока не началось столпотворение.

— У вас есть фора, — подтверждает физик, поворачивая ключ зажигания. — Берите семью и уезжайте как можно дальше от побережья. В горы, чем выше, тем лучше. Или же, если у кого-нибудь из ваших знакомых есть лодка…

В глазах русского вспыхивает сразу тысяча вопросов, но у нас нет времени на них отвечать. Фрейзер Мелвиль врубает скорость, выворачивает руль, и через секунду наш «ниссан» резко срывается с места.

Раскаиваться Бетани и не думает. Ей нужна подзарядка, заявляет она. Подумаешь, какая-то башня. Ничего бы с ней не случилось. Да там один воздух чего стоит. Сплошной кайф. Вокруг раны у нее на лбу наливается желтый кровоподтек. В бардачке обнаруживается аптечка. Первым делом я обрабатываю глубокую царапину на лице физика. Затем, после долгих препирательств, Бетани соглашается наклониться вперед. Неловко повернувшись, стираю с ее лица остатки боевой раскраски, промываю рану, нисколько не заботясь об ощущениях пациентки. Мазок антисептика — и готово. Ее руки по-прежнему связаны шарфом моей матери, но ни я, ни физик не торопимся освободить беглянку.

Гроза утихла и к тому моменту, когда мы въезжаем в Лондон, напоминает о себе только частой дробью дождя. На крышах складов и офисных зданий играют бледные, ломкие, как слюда, блики. Будто ожив на солнышке, Бетани уже не мычит под нос, а с чувством, во все горло распевает какой-то бесконечный гимн о «невинном агнце Божьем». Давление подскочило, от напряжения меня чуть ли не выворачивает наизнанку. Пытаюсь глубоко дышать — безрезультатно. Попадись мне этот барашек, удавила б скотину голыми руками. Фрейзер Мелвиль, обуздав все еще клокочущий в нем гнев, смиренно просит певицу замолчать. Спроси он меня, я бы ему объяснила, что у него столько же шансов до нее достучаться, как допрыгнуть до звезды. Бетани хохочет и переключается на другой гимн, о «силе в крови».

— Напомни мне, какой черт нас дернул взять ее с собой, — говорю я сквозь зубы. До стадиона еще километров сорок, не меньше.

— Был один такой, очень совестливый. Жалеешь? — Физик бросает взгляд на часы. — Почти два. Давай-ка включим телевизор. Должны бы уже объявить нашу новость.

Включаю Би-би-си. Колонки взрываются бравурной заставкой к новостям. Крошечный экран заполняет изображение «Погребенной надежды», и Фрейзер Мелвиль победно хлопает по рулю.

По сообщениям ученых, Европе грозит стихийное бедствие. — В кадре возникает другой снимок: на возвышении посреди набитого журналистами зала сидят Хэриш Модак, Нед Раппапорт и Кристин Йонсдоттир. — Согласно заявлению, прозвучавшему на недавно завершившейся пресс-конференции, катаклизм в Северном море способен вызвать катастрофу глобального масштаба…

Теперь, когда главное сказано, копившееся во мне напряжение уступает место блаженной, долгожданной, как доза морфия, пустоте. Бетани же как пела, так и поет. В попытке заглушить кошачий концерт прибавляю громкость.

— По словам Хэриша Модака, одного из ведущих экологов страны, цунами, которое начнется в ближайшие часы, приведет к значительным разрушениям в Северной Европе и вызовет наводнение, в результате которого большая часть Великобритании окажется под водой.