Ее сердце готово было выскочить от счастья.

— Да, конечно, но есть ли там для меня работа?

— Здесь так же не хватает медсестер, как и в Англии. У нас пятьдесят свободных мест, что вы предпочитаете?

— Я уже знаю сестру Рицму, она говорит по-английски, что значительно облегчает мою работу, поэтому выбираю хирургию.

— Операционную?

— Да, я работала там шесть месяцев.

— Хорошо. Вы будете жить у миссис Маклин?

— Вы думаете, она согласится? Я была бы очень рада.

— И она тоже. — Он подошел к Нине и взял ее на руки. — Не пообедать ли нам, а затем, пока наша юная леди будет спать, я покажу вам весь дом.

На обед был гороховый суп, жареный язык и салат. На десерт — вафли со сбитыми сливками. Они пили сухое белое вино, а Нина — апельсиновый сок.

Обед был настолько великолепен, что Абигайль не сдержалась и сказала об этом.

— Это готовила дочь Джойк. Ее муж ухаживает за садом. Джойк — экономка, она живет здесь с детства с мужем и дочерью в маленьком доме за гаражом.

Абигайль, глядя на профессора и Нину, подумала, каким он мог бы быть прекрасным отцом, каким он был бы с детьми удивительно спокойным. Но увы… сам с собой он был явно не в ладу.

После обеда они поднялись наверх в маленькую комнату, где Джойк готовила постель.

— Здесь спала Одилия, когда была маленькая, — сказал профессор. — Я ничего не менял. Комната очень подходит для девочки. В этой комнате давно никто не жил.

Он вздрогнул. Абигайль занялась Ниной, потому что она догадалась, почему он вздрогнул, — здесь могла спать его дочь. После того как она уложила Нину, Абигайль спросила:

— У вас действительно есть время прогуляться по дому? Я могу побыть одна, если у вас есть какие-то дела.

— У меня нет никаких дел. Давайте спустимся вниз, хорошо?

Около гостиной и столовой располагались еще комнаты. Одна — с розовыми шелковыми стенами, пушистым ковром на полу и темно-зелеными вельветовыми шторами. В углу стоял буфет с китайской фарфоровой и серебряной посудой, около камина располагалась софа, покрытая вельветом. Два стула прекрасно завершали современный и старинный стиль. На стенах — картины, изображающие пасторальные сцены. Вторая комната — библиотека, вдоль стен стояли шкафы с книгами, вид которых говорил о том, что ими часто пользуются. Там пахло табаком и кожей. Абигайль поморщила нос.

— Приятно, — сказала она. — Какая прекрасная библиотека. Наверное, большинство книг на голландском языке.

— Да, но есть и на английском, немецком, немного на французском.

— Вы, наверное, и пишете.

— Только когда хочу сказать что-то стоящее. Они вернулись в холл, поднялись наверх, где располагались спальни, их было больше, чем предполагала Абигайль, каждая с узким окном, обставленная старинной мебелью, везде на полу лежали тонкие ковры. Абигайль сказала:

— Очень красивый дом, такой же красивый, как и дом в Амстердаме! Ваша семья жила здесь?

Они вернулись в гостиную, устроились в креслах возле камина, и только тогда профессор ответил на ее вопрос:

— Да, триста лет или что-то около того. Родители жили здесь, но часто приезжали в Амстердам. После моей женитьбы я стал бывать здесь реже. Жена не любила эти места, они казались ей скучными. Вокруг одни поля и маленькие дома. Я нахожу это прекрасным.

— А Амстердам? Вы любите свой дом в Амстердаме?

— Да, конечно, но здесь я отдыхаю, понимаете? Абигайль прекрасно понимала. Вдалеке от суматохи больницы и постоянной работы с больными этот дом казался раем. Она сказала ему об этом, и ван Вийкелен улыбнулся.