Наскоро одевшись, Середин снял с пояса саблю, опустил в тубус, сунул под мышку шлем, вышел из комнаты, плотно притворил дверь и, мысленно вознеся молитву Сварогу, постучал в соседнюю, большую комнату:

    -  Мама, ты уже встала?

    -  Поспишь тут с тобой. Бродишь полночи как лунатик, - сварливо отозвались из-за двери.

    Олег вошел, сдвинул простыню, присел на край дивана, наклонился к матери, поцеловал:

    -  С добрым утром, мам.

    -  Чего это ты такой ласковый? - с подозрением прищурилась женщина. - Опять до получки не рассчитал?

    -  Не знаю, не помню уже, - отмахнулся Середин. - Ты понимаешь… Ну, в общем… В общем, у меня там девушка в комнате спит. Не пугайся…

    -  Какая девушка? - С матери мгновенно слетела сонливость, она попыталась встать.

    -  Урсула ее зовут. Ну, мне на работу пора. Вечером объясню. - Олег поднялся, деловито натягивая шлем, и выскочил наружу.

    По крайней мере, с одной проблемой он частично разобрался. А вечер… До вечера всякое может произойти. Теперь нужно вспоминать, как в этом мире жить полагается.

    Мотоцикл стоял там, где был оставлен пять лет назад - возле стены дома, у водопроводной трубы…

    -  Тьфу, не пять лет, - опять спохватился ведун. - Всего лишь со вчерашнего дня. Так что, надеюсь, аккумулятор не сдох.

    Двигатель завелся с первого толчка. Олег оседлал своего железного друга, проверил, как ходят рычаги, ткнул педаль тормоза, включил передачу. Руки и ноги навыка не растеряли, знали, как управляться с двухколесной техникой - нужные рычаги и педали находили сразу. Середин легко выкатился на пешеходную дорожку, с нее - на дворовый проезд и вскоре дал полный газ по широкой улице.

    Гладкий асфальт, камни бордюра, ровно стриженые кусты по краю газона, дома вдоль проспекта; прохладный сильный ветер, бьющий в лицо, горьковатый запах резины, шумы большого города - все было таким знакомым, реалистичным… и в то же время неправдоподобным. Олег никак не мог отделаться от ощущения, что находится в затянувшемся сне, готовом оборваться в любой момент. Достаточно открыть глаза - и он снова окажется верхом на верном скакуне, на утоптанной до каменной твердости узкой лесной дороге, с саблей на боку и щитом на луке седла.

    Ощущение неправдоподобности не покидало его весь день: и когда Олег здоровался с мастером смены, удивленно хмыкнувшим при взгляде на его узкие усы, что волшебным образом выросли за выходные дни, с пятницы до понедельника; и когда включал электрический наддув горна - надо же, никаких мехов! И когда кидал в самый жар каменный уголь - это вам не береза, пережженная под слоем дерна, этот горит так горит, сырое железо и расплавить может! Понимание реальности начало возвращаться лишь после того, как он тщательно проковал несколько рессорных полос для директорской «Волги», сделал одному из водителей лопатку из арматурного прута, а главное - после того, как в обеденный перерыв сунул в пламя горна свой верный клинок и аккуратно прошелся по режущей кромке, выправляя зазубрины и сколы. Выщербилась за минувшие пять лет каленая легированная сталь, поизносилась в схватках и сражениях. И хотя берег он саблю как мог, по доспехам старался не рубить, парировал удары плоской стороной, с мечами пытался не скрещивать - разве в ратном деле убережешь оружие от столкновения с вражеской сталью? Там по кромке ударили - скол, здесь - зазубрина.