К открытым дверям храма подходила женщина-дроу, дочь Ясраены Ларикаль. Ее крупное тело прикрывала кольчуга. На поясе висела большая булава. Ее вялое, некрасивое лицо сердито хмурилось.

Рядом с нею шел лысеющий полный мужчина, засунув руки в карманы черной мантии, — Геремис, вспомнил Громф и подумал, что он весьма похож на Нозрора.

В измененных магией глазах Громфа Ларикаль и маг сияли всеми цветами радуги. Обоих защищали личные охранительные заклинания. Оба были увешаны магическими предметами и оружием. Пока они шли, Громф читал по их губам.

— Я больше не потерплю неудач, маг, — бросила Ларикаль.

Подобно всем мужчинам-дроу, Геремису хватило здравого смысла не комментировать ее замечание.

— Филактерия в крепости, — продолжала жрица. — Ты со своими помощниками должен найти ее в течение часа. Либо в следующий раз ты войдешь со мной в этот храм в качестве жертвы Ллос.

— Да, госпожа Ларикаль, — отозвался Геремис.

Ларикаль и маг прошли прямо сквозь бесплотное тело Громфа — у того было при этом чувство, будто на него дунул ветерок, — и шагнули в открытые двери храма. Защита на дверях при их проходе замерцала, на мгновение окутав каждого темно-красным огнем, едва они пересекли порог. Ни тот, ни другой не произнесли никакого пароля и не сделали никакого жеста, и Громф пришел к выводу, что защита, по-видимому, настроена на что-то, что они носят при себе, или, возможно, на сами их тела.

Сразу за дверью Геремис остановился. Он обернулся и с любопытством на круглом лице уставился туда, где висел в воздухе Громф.

Громф выругался и замер. Боясь, что маг каким-то образом почувствовал его, он приготовил заклинание, которое должно было испепелить Геремиса, при условии, Конечно, что сумеет пробить персональную защиту мага.

Когда Геремис отвернулся и поспешил вслед за дочерью Дирр к центральной апсиде, Громф расслабился. Он немного передвинулся, чтобы лучше видеть происходящее в храме.

Жрица прошла по проходу, пересекла апсиду и опустилась на колени перед черным алтарем. С подобающим благочестием она с помощью трута зажгла одинокую свечу, стоящую на алтаре. По храму закачались тени. По алтарю побежали пауки, некоторые бьли размером с кулак Громфа.

В свете свечи Громф сумел разглядеть силуэт голема. Он был огромен.

Геремис остановился на почтительном расстоянии от Ларикаль: мужчинам запрещено было входить в апсиду храма Ллос. Он опустился на переднюю скамью и склонил голову.

Ларикаль тоже склонила голову и начала молиться. Громф не слышал слов, но мог представить, как ее шелестящий голос разносится по храму.

Отблески свечи плясали на гладкой полированной поверхности паучьего голема. Его громада нависала над алтарем, над Ларикаль. Жрица была меньше чем в пяти шагах от предмета своих молитв и не подозревала об этом. Несмотря на усталость, Громф едва не улыбнулся. У Паучьей Королевы, безусловно, было чувство юмора.

Громф вернулся к защитным заклинаниям. Он должен…

Тут его осенило, и он наконец-таки улыбнулся.

Ему вовсе не придется распутывать магический клубок.

Квентл сжимала символ Ллос в прикрытой щитом руке и поспешно читала заклинание. Закончив, она увеличилась почти вдвое, и ее плеть, доспехи и щит — тоже; фиолетовый свет охватил ее всю, хлынул из ее глаз — знак божественной милости Ллос.

Данифай тоже завершила свое заклинание, и тело ее окутал серый туман, магическая защита — физическое воплощение ее веры.

Жрицы уставились друг на друга поверх полосы изрытой земли, а мертвые Ллос текли между ними и исчезали в ущелье.

«Эти заклинания отнюдь не защитные», — подумал Фарон, вновь приготовившись обрушить магический кулак на Джеггреда.