Интракис потрепал за холки Каниджа и Слотера, и они тихонько заворчали в ответ. Похоже, каналоты тоже нервничали. Он огляделся и спросил себя, как, во имя всех Уровней, он позволил себе ввязаться в дела богов.

Перед ним простирались Равнины Пылающих Душ, растрескавшееся, неровное каменистое плато, протянувшееся на пол-лиги между горами и Вечной Паутиной. Из проломов в камне в небо извергались фонтаны магического огня и потоки кислоты. Плато было окутано легкими облаками зеленоватого газа, не настолько плотными, чтобы быть непроницаемыми, но достаточными, чтобы затруднить Интракису восприятие.

Впереди равнина упиралась в горы. Позади она… просто кончалась, словно обрубленная начисто. И там, где она кончалась, зияла бездонная пропасть, черная пустота, не имеющая конца. Бездна была затянута Вечной Паутиной Ллос, уходящей в бесконечность.

Интракис, не оборачиваясь, мысленно представил эту паутину: шелковые нити, по пятьдесят шагов в диаметре или даже больше, уходящие в пустоту.

Город Ллос расположился посреди паутины, беспорядочное архитектурное сооружение, каким-то образом напоминающее гигантского паука с огромными лапами, ползущего по еще более огромной паутине. От его равномерного, скрежещущего продвижения дрожали даже самые толстые нити.

Город был гигантским нагромождением металла и паутины, где одно затянутое паутиной здание громоздилось на другое, без намека на упорядоченность, разумность или единообразие в планировке. Лишь пирамидальная обитель Ллос располагалась со смыслом: она возвышалась над городом, сияя фиолетовым светом, будто маяк. По улицам и закоулкам города бродили трансформированные души, рой проклятых ничтожеств. Светящиеся души тех, кто еще не трансформировался в бессмертное тело, роились над городом, словно потревоженные светлячки.

По нитям Вечной Паутины вокруг города сновали мириады пауков. Некоторые из них жили в норах, и нити были изъедены туннелями. Другие скользили по поверхности. Все они пожирали друг друга. Сколько-нибудь долго удавалось прожить лишь сильнейшим.

Интракис оставил мысли о городе и сосредоточился на стоящей перед ним задаче.

Впереди вздымались титанические зубчатые каменные пики, задевающие вершинами небо. Склоны гор были усеяны трещинами и ямами, по которым рыскали очередные миллионы пауков.

Ущелье Похитителя Душ чернело посреди камней, словно рот, раскрывшийся на отвесном склоне самой большой из скал, на высоте трех полетов копья. У входа в ущелье из каменного бока скалы выдавался небольшой карниз, и от него вниз по крутому склону вела единственная петляющая, усыпанная камнями дорога, точнее, тропа.

Ущелье извергало души. Ровная вереница сверкающих призраков выныривала из провала и устремлялась по воздуху к городу Ллос. Долететь до него без помех удавалось немногим.

Из расселин в скалах равнины поднимались завесы магической энергии и втягивали пролетающие над ними души. По всему небу горели призраки, их было так много, что они казались искрами, летящими от пылающего костра. Души корчились в огне — кто на протяжении нескольких ударов сердца, а кто столько, что можно было досчитать до двухсот, — потом пламя выпускало их, и освобожденные души летели к городу Ллос. Интракис предположил, что пламя играет роль некоего чистилища.

Своим сержантам-никалотам Интракис сообщил:

«Передайте войскам приказ. Когда жрицы-дроу появятся из Ущелья Похитителя Душ, мы обрушим на них заклинания прямо на выходе. Им негде будет спрятаться. Жрицам придется спуститься вниз, и там мы сможем их прикончить».

Если жрицы уцелеют под первым магическим залпом, им придется идти или лететь вниз по узкой тропе. Интракис и его воины будут атаковать их во время спуска и встретят, когда те доберутся до Равнин Пылающих Душ.

Никалоты, летающие над сбившимися в кучу воинами-меззолотами, прорычали команды, и войско начало строиться.