— Ты действительно веришь в это?

— Не верю, — покачала головой я.

— Вот и я не верю.

Вернувшись домой, мы с трудом растолкали Миллендорфа и на “Кадиллаке” Бонгани отправились в аэропорт.

Регистрация билетов, таможенный контроль, зал вылета — и самолет, взревев моторами, оторвался от благословенной земли черного континента, унося нас на север, к застывшему в сонной дреме экватору.

— Ты знаешь, что означает “maeana mismo”? — обратилась я к Бонгани.

— Понятия не имею, — покачал головой негр. — Какой это язык? Испанский?

— Испанский. “Маёапа mismo” в буквальном переводе означает “прямо завтра”.

— Намекаешь, что есть еще и не совсем буквальный перевод?

— Вот именно. В подавляющем большинстве случаев “таёапа mismo” означает: “Не исключено, что через недельку-другую, а то и лет через пятьдесят…”

— К чему ты клонишь?

— Вчера комиссар Корралес пообещал мне заняться поисками Евы и Катрин “maeana mismo”, — пояснила я. — Вот я и гадаю, когда, согласно календарю испанской полиции, наступит это долгожданное завтра.

— Кто знает, может, тебе повезло и оно уже наступило.

— Твоими бы устами да мед пить, — вздохнула я.

— Будь так любезен, не упоминай при мне о Беатрис, — поморщился комиссар Корралес.

Мы пили кофе в его кабинете на виа Лайэтана, вернее, кофе пили полицейские. Я предпочла минеральную воду.

С умилением прислушиваясь к прежде столь раздражавшему меня реву мотоциклов, проносящихся под окнами, я размышляла над тем, как приятно оказаться дома, за девять тысяч километров от сдвинутого на Универсальном Могуществе южноафриканского любителя теософии.

Страна, где время замедляет свой ход. Страна, где не принято спешить и напрягаться. Предел мечтаний — обеспеченная старость, вилла с видом на море, бокал красного вина на обдуваемой легким бризом террасе, после обеда — сиеста, после ужина — прогулка по берегу моря. Любовь, танцы, неизменная паэлья, фейерверочное веселье фиесты. Какое, к чертовой матери. Универсальное Могущество? Кому оно здесь надо? И, главное, зачем?

Рядом с забавным толстячком Пепе, с ленивым умиротворением поглаживающим свой округлый животик, мои приключения в Южной Африке казались плодом разыгравшегося воображения. Может, я действительно все это выдумала от скуки?

Если бы не Ник и Бонгани, ожидающие меня дома, возможно, я и впрямь решила бы, что убийство Эсмеральды ван Аахен и ночь, проведенная в камере с зулусскими путанами были не более чем кошмарным сном.

— Значит, это все-таки Ева убила Джейн? — спросила я. — Вы получили доказательства?

— Насчет Джейн пока точно неизвестно, а вот Родни, похоже, действительно прикончила Ева, — ответил Корралес.

— Волос, найденный в пещере, принадлежал ей, — жизнерадостно встрял Тамайо.

Комиссар страдальчески посмотрел на него.

— Ты мог бы не перебивать?

— Все. Молчу. Я нем, как вареная улитка. — Инспектор выразительно провел сложенными щепотью большим и указательным пальцами по губам, словно застегивая их на невидимую “молнию”.

— Обнаружить комнату, которую снимали Ева и Катрин, нам удалось чисто случайно, — продолжил Корралес. — Никто из группы не знал их адреса или телефона, а в компьютере Джейн все данные были стерты. Тем не менее нам удалось получить доступ к электронной почте Уирри, и мы обнаружили электронный адрес Евы, но, к сожалению, по нему невозможно было выяснить координаты или фамилию владельца.