— Огромное спасибо за ваше участие, — отвечал я ему. — Будущей ночью я обещал Карамани, что она будет крепко спать. Таким образом, я поставил на карту свою профессиональную репутацию. Ничего другого не остается, как только выполнить обещание наилучшим образом.

Словом, у нас была приятная компания, день миновал достаточно беззаботно. Смит его провел большей частью в обществе старшего офицера, осматривая вместе с ним всякие малопосещаемые закоулки парохода. Позднее я узнал, что он прошелся по каютам команды, был в носовом кубрике, машинном отделении, даже спускался в кочегарку. Причем проделал это так непринужденно, с таким искренним интересом к многосложному корабельному хозяйству, какой на его месте продемонстрировал бы любой сухопутный простак, отправившийся первый раз в жизни в плавание. Поэтому обыск, который он фактически провел на пароходе, не вызвал ни комментариев, ни пересудов.

И все же к вечеру я почувствовал, что вместо тихого благостного состояния, в которое я с некоторых пор научился впадать перед обедом, я погружаюсь в привычное тоскливое беспокойство, обычно предвещавшим очередное столкновение с убийцами из команды Фу Манчи.

Но это неприятное ощущение даже в малой степени не отражало того, что в эту ночь нам уготовила судьба. Даже теперь, спустя значительное время, мне трудно найти слова, чтобы описать то чувство невосполнимой утраты, которое я испытал тогда.

Когда до обеда оставалось не более десяти минут и все спустились в каюты, чтобы переодеться, с верхней палубы донесся слабый крик. Тотчас же к нему присоединились остальные голоса, а затем я услышал, как палубный матрос прокричал за дверью моей каюты:

— Человек за бортом! Человек за бортом!

«Вот оно, началось!» — вспомнил я свои предчувствия. В чем был, полуодетый, выскочил я на палубу, пролез под шлюпкой напротив моей двери и, перегнувшись через поручни, стал вглядываться в сторону кормы.

Некоторое время я ничего не мог обнаружить. Слышал только, как зазвенел на капитанском мостике телеграф, как прекратилось движение винтов, затем новый звон, и винты опять пришли в движение, но уже в обратном направлении. Пароход задрожал и медленно пошел назад. Сосредоточив все свое внимание на нашей кильватерной дорожке, я смутно воспринимал нарастающую вокруг меня суету, четкие действия шлюпочной команды, выполнявшей приказания третьего помощника. И вдруг я увидел то, что потом преследовало меня все последующие дни и ночи.

В волнах я увидел рукава белого жакета и плавающую рядом фетровую шляпу. Вскоре рукав мелькнул каким-то прощальным взмахом и исчез в глубине. На поверхности оставалась только шляпа. Складывалось такое впечатление, что она не тонула специально, чтобы не оставить никаких сомнений в первый же миг, потому что если жакет мог принадлежать еще кому-то, то у этой невообразимой шляпы мог быть только один владелец — Найланд Смит! Еще не успев толком осознать всю огромность своей потери, я почувствовал, как холод одиночества сдавил сердце.

Самым естественным в этот момент было самому броситься в море и попытаться спасти товарища. Но до того места, где он ушел под воду, оставалось не менее полумили, и туда уже полным ходом шла наша шлюпка под командой третьего помощника.

Как странно, подумалось мне тогда. Мы с Найландом были друзьями уже многие годы, а я так и не удосужился узнать, как он плавает. И плавает ли вообще. Но даже если он почти не умел плавать, все равно не мог так быстро утонуть в совершенно спокойном море. А если получилось так, значит с парохода его сбросили уже мертвым. С палубы было видно, что все усилия шлюпочной команды были вознаграждены только тем, что она подобрала шляпу утонувшего.

ГЛАВА XXXIII

МУМИЯ

Конечно, ни о каком обеде в этот вечер не могло быть и речи.