Такие сюрпризы были очень характерны для методов моего друга.

— Кстати, — заметил я, — вы утром были у Элтема. Насколько я знаю, его скоро выпишут. Где же ему…

— Не бойтесь за него, Петри, — перебил Смит. — Его жизни больше не грозит опасность.

— Не грозит? — Я вытаращил глаза.

— Вчера он получил письмо, написанное по-китайски, на китайской бумаге, запечатанное в обыкновенном почтовом конверте с лондонской маркой.

— Ну и что?

— Насколько я могу перевести с китайского на английский, написано там примерно следующее: «Несмотря на ваши усилия сохранить инкогнито своего корреспондента в Китае, мы его рассекретили. Он действительно оказался мандарином, но из презрения к предателю я не хочу называть его имя. Четыре дня назад мы его казнили. Кланяюсь вам и желаю скорейшего выздоровления. Фу Манчи».

— Фу Манчи?! Наверняка это его новая ловушка.

— Напротив, Петри. Фу Манчи неискренне никогда не писал бы по-китайски. К тому же, чтобы разрешить сомнения, я послал запрос и получил вот такой ответ сегодня утром: мандарин Ен Сун Ят был убит в своем саду в Наньяне на прошлой неделе. Такая вот телеграмма…

ГЛАВА VIII

ДОКТОР ФУ МАНЧИ НАНОСИТ УДАР

Плечом к плечу мы спустились по одной из улиц лондонских предместий и остановились перед одним из небольших коттеджей в палисаднике, где буйно разросшиеся кусты лавра и акации лучше всяких табличек говорили: «Сдается или продается».

Смит, бросив быстрый взгляд налево-направо, толкнул деревянную калитку и повел меня по гравиевой дорожке. Темнота казалась непроницаемой, так как ближайший уличный фонарь остался в двадцати ярдах за спиной.

Из зарослей раздался свист.

— Картер? — позвал Смит.

Перед нами выросла тень, и я едва-едва смог различить форму полицейского.

— Ну? — бросил Смит.

— Сэр, мистер Слаттен вернулся десять минут назад, — рапортовал без запинки констебль. — Он прибыл в кэбе, который затем отпустил…

— Так он все еще дома?

— Через несколько минут после его возвращения к дому подъехал другой кэб. Из него вышла леди.

— Леди?!

— Та самая, сэр, которая бывала у него и раньше.

— Смит, — прошептал я, дернув его за рукав, — а это не…

Он слегка повернулся ко мне и кивнул. Сердце мое учащенно забилось. В этот момент мне стало ясно, как Слаттен ведет свою игру. В борьбе против шайки китайских убийц два года назад у нас был агент в лагере противника — Карамани, эта прекрасная рабыня, одно присутствие которой в событиях придавало нашей грязной возне колорит «Тысячи и одной ночи». Тогда я самонадеянно думал, что душа Карамани — эта загадочная восточная душа! — раскрыта для меня.

Вот и теперь она занимается своим прежним посредническим ремеслом: обещая раскрыть секреты доктора Фу Манчи, в то же время — я в этом абсолютно уверен — заманивает очередную жертву в тенета страшного ловца.

Вчера она оставила меня в дураках. И я этому был рад. Сегодня мне дана отставка, а объектом обольщения избран Абел Слаттен, отъявленный мошенник, кандидат на пожизненное заключение в Синг-Синге. Он избран и порабощен магическим светом этих глаз, развесив уши, верит всей той лжи, что срывается с прекрасных губ, чувствует себя победителем накануне неминуемого разгрома. И как только этот дурак мог вообразить, что из любви к нему эта жемчужина Востока предаст своего хозяина и бросится в его грязные объятия?!

Оказавшись во власти этих горьких размышлений, я упустил конец разговора Смита с полицейским.