Глядя на нее, слушая ее спокойный голос, Неттлбед подумал вдруг, что перед ним — совсем другая Лавди, не та, которую он знал всегда. Ни слез, ни раздражения, ни наигранности. Просто мужественное приятие своего бедственного положения и ни слова возмущения или упрека. Наверно, она наконец-то повзрослела, подумал Неттлбед с восхищением. Теперь он стал уважать ее по-другому.

— Можно оставить Ната у нас в квартире, — предложил он. — Миссис Нетглбед за ним приглядит. Тогда никто не узнает, что он здесь, пока ты не вернешься.

— Да, но ее ноги…

— Она будет всего лишь за ним присматривать, а не таскать его на руках.

— Неттлбед, голубчик, ты такой добрый! И ты ведь ничего не скажешь, правда? Я хочу сама все объяснить.

— Завтрак в половине девятого. Я буду помалкивать, пока ты не вернешься.

— Спасибо.

Она подошла к нему, обняла его за талию и легонько стиснула, прижавшись щекой к его шерстяному пуловеру. Никогда раньше она такого не делала, и Неттлбед на какое-то мгновение оторопел, не зная, куда девать руки. Но прежде чем он успел ответить на её объятие, она отошла к столу, взяла спящего Ната и подала ребенка ему. Мальчишка, казалось, весит целую тонну, и ревматические колени Неттлбеда слегка подогнулись под его тяжестью. Но он терпеливо понес ребенка через кухню и вверх по узкой черной лестнице в свои апартаменты над гаражом. Когда он вернулся, оставив Ната на руках у изумленной жены, Лавди уже ушла, взяв с собой Тигра.

Пробуждение напоминало выныривание из темной глубины моря. Сначала все черным-черно, затем чернота превращается в цвет индиго, потом просветляется до лазури, и вот наконец поверхность и ослепительный свет. Гас открыл глаза и с изумлением увидел, что еще темно и небо за окном усеяно звездами. Снизу, из холла, донесся нежный звон — высокие стоячие часы пробили семь. Он даже не помнил, когда в последний раз спал так долго, крепко и спокойно. Никаких снов, никаких кошмаров, никаких пробуждений посреди ночи с застрявшим в горле криком. Простыня была гладкая, несмятая — верный признак того, что он ночью почти не шевелился. Во всем теле он ощущал мир и покой.

Пытаясь понять, откуда происходит это непривычное ощущение блаженства, Гас вспомнил вчерашний размеренный, безмятежный день, когда он до отвала нагулялся и надышался свежего воздуха. Вечером они с Джудит сыграли в карты и послушали по радио концерт Брамса. А на сон грядущий Филлис приготовила ему кружку молока с медом, куда добавила чайную ложку виски. Может быть, его усыпил этот волшебный эликсир, но он знал, что главная причина — в необыкновенной, целебной атмосфере старого дома Лавинии Боскавен. Дом, в котором время как будто остановилось. Мирная обитель. По-другому его не назовешь.

Гас почувствовал, что после хорошего отдыха его просто переполняет энергия. Лежать больше было невмоготу. Он встал, подошел к открытому окну и высунулся наружу, облокотившись на подоконник. В холодном воздухе пахло морем, ветер шумел в соснах, стоящих в дальнем конце сада. Скоро, ближе к восьми, взойдет солнце. Внезапно его с новой силой захватили давние мечты о море, глубоком, холодном и чистом, о волнах, накатывающих на берег, о бурунах, которые, шипя и пенясь, разбиваются о скалы.

Он подумал о предстоящем дне. Солнце медленно выплывало из-за горизонта, первые его лучи прочертили в небе розовые полосы, и отблески заиграли на свинцово-серой колыхающейся глади моря. И его вновь охватило хорошо знакомое желание — нарисовать все это, перевести на свой язык. Запечатлеть карандашом и акварельными мазками переходы тонов исчезающей тьмы, оттенки света.