— Не знаю… Здесь нужен человек с чувством ответственности, который готов… там, где потребуется, действовать достаточно безжалостно.
— Что вы имеете в виду?
— Я думаю, вам придется быть, в некотором смысле, безжалостным, если вы хотите сохранить имение.
Стараясь не смотреть ему в глаза, она сказала:
— Возможно, если продать кое-что из вещей… конечно, это незаконно, но… это не будет плохим поступком, когда речь идет… о спасении Дома.
Какое-то время герцог молча смотрел на нее.
Затем сказал:
— Не ждал от вас такого предложения, мисс Эшли!
— Это, конечно… нехорошо и нечестно, но… другого выхода нет, — печально и тихо сказала Айлин. — Здесь есть две картины Ван Дейка, довольно ценные… Еще есть картина Гольбейна. Она так… прекрасна, что нестерпимо больно будет с ней расстаться, но… за нее дадут немало денег!
— Вы действительно предлагаете мне продать вещи, унаследованные без права отчуждения?
— Я знаю, это нечестно, но есть люди… скупщики… которые работают на богатых американцев, или европейские коллекционеры… Они могут приобрести эти картины так, что никто не узнает об этом… По крайней мере до тех пор, пока ваш сын не вступит в права наследника.
— Думаете, он обрадуется, узнав, что его отец — мошенник?
Айлин смущенно замолчала, вспомнив, что ее отец именно так называл Роланда Бери и его сына.
— Но… что вам остается делать? — жалобно спросила она. — Необходимо починить крышу, а то верхние комнаты во время дождя заливает. В парадных комнатах нужно заменить оконные рамы. Стекла того и гляди вылетят.
Герцог не отвечал, и она продолжала:
— Трубы не прочищали уже несколько лет, так как мы не могли себе этого позволить. А в кухне, буфетной и кладовой со стен сыплется штукатурка. Она могла бы попасть в еду, если бы у нас вообще была еда.
— Хорошенькое дело вы задумали, толкая меня на незаконное и, как вы сами признали, бесчестное предприятие, — сухо произнес герцог. — Я готов выслушать и остальные ваши предложения. Не сомневаюсь, они весьма ценны для всего имения.
— Я много думала о том, что можно сделать. Мистер Уиккер предлагал продавать лес, но это будет лишь каплей в море.
— Это все?
— В деревенских домах протекают крыши.
Богадельню и сиротский приют, который существовал более двухсот лет, закрыли, потому что нет денег. Воспитателям всегда платил герцог.
Айлин вздохнула и добавила:
— А в двух приходах нет священников, так как герцог Тетберийский платил жалованье и им.
Повисла тишина. Потом герцог сказал:
— Довольно грустная история. Откровенно говоря, мисс Эшли, я ожидал, что здесь все сохранилось в том виде, в каком было раньше.
Он немного подумал и добавил:
— Очевидно, мне придется что-то решить, прежде чем я вернусь туда, откуда приехал.
Айлин с изумлением взглянула на герцога.
— Вы хотите сказать, что… не собираетесь здесь жить?
— Ну, разумеется, нет! С какой стати? Я никогда не собирался становиться герцогом, а такое наследство не снилось мне даже в самых страшных снах!
Айлин, потрясенная, молчала.
— У меня своя жизнь, свои интересы. И могу заверить вас, мисс Эшли, я вполне счастлив, не отягощая себя старомодными аристократическими претензиями и делами имения, которое того и гляди развалится.
Он говорил так резко, что Айлин, стиснув руки, воскликнула с ужасом:
— Вы хотите сказать, что… вам безразлична семья Бери и… все, чем она владела в течение трех сотен лет?
— А почему это должно быть мне не безразлично?
Айлин встала, взглянула на портрет второго герцога, висевший над столом, затем медленно подошла к окну. |