Ядовитое замечание мэра зал встретил овацией. Раздосадованный коронер хотел было возразить, но Иможен не дела ему времени.

– Оставьте, Питер… Что вы можете сделать с толпой людей, совершенно утративших уважение к самим себе?

Слова Иможен, сказанные громким голосом, в котором даже самый острый слух не уловил бы ни тени страха, немного отрезвили наиболее разумную часть публики. Многим стало стыдно за свое поведение. Коронер мигом ощутил едва заметную перемену в настроении зала и решил ею воспользоваться.

– Я не потерплю, мисс, чтобы какой-то субъект – будь он хоть трижды мэром этого города! – при мне оскорблял женщину! – с благородным негодованием заявил Питер.

Теперь уже почти весь зал замер, выжидая, на чью сторону склонится чаша весов. А мисс Мак-Картри так величаво и возвышенно, что у потрясенного Мак-Рея захватило дух, воскликнула:

– Вспомните, Питер Конвей, шотландцам не впервой предавать несчастную гонимую женщину!

Этот прямой выпад больно задел почти всех присутствующих. Никто из них не забыл давней подлости, совершенной во имя реформаторской церкви. И даже теперь, четыре века спустя, шотландцев терзали угрызения совести. Что до Иможен, то она сейчас воображала себя Марией Стюарт в Керрберрихиле, лицом к лицу с коварно покинувшими ее войсками. И мисс Мак-Картри держалась с гордостью и достоинством королевы-мученицы. Все умолкли. Как генерал, уже державший победу в руках и вдруг увидевший беспорядочное бегство своих солдат под неожиданным натиском противника, Гарри Лоуден попытался спасти положение:

– Никакие уловки вам не помогут, мисс!

Но Иможен с удивительной, чисто женской логикой презрительно бросила:

– Я всегда подозревала, Гарри Лоуден, что вы продались англичанам!

Никто не сумел бы объяснить, на чем основано это обвинение, но стоило упомянуть исконного врага – и вся аудитория ощетинилась. Мэр на секунду опешил, но быстро взял себя в руки.

– К вашему сведению, мисс Мак-Картри, моя мать была урожденной Фергюсон из Перта, а мой отец…

И тут Питер Конвей позволил себе нанести удар ниже пояса.

– Который? – вкрадчиво осведомился он.

Оскорбительность вопроса была столь чудовищна, что до Гарри не сразу дошел его смысл. Зато Нед Биллингс, отличавшийся куда большей живостью ума, громко фыркнул. Зал притих.

– Что вы, черт возьми, хотели сказать, Конвей? – зарычал мэр.

– А то, что никто толком не знает, то ли вы сын своего законного отца, то ли Питера Мэттьюза, бродячего торговца-англичанина, утешавшего вашу маменьку субботними вечерами, когда супруг задавал ей хорошую трепку!

Не говоря ни слова, Лоуден снял пиджак и, аккуратно сложив, повесил на спинку стула.

– Когда я с вами управлюсь, Конвей, вас придется отправить в пертскую больницу, – процедил он.

У коронера пересохло во рту. Он с мольбой посмотрел на Иможен, и мисс Мак-Картри немедленно бросилась на помощь.

– Поразительно, – прогремела она, – что такой старинный шотландский городок, как наш Каллендер, избрал своим мэром какого-то паршивого английского ублюдка!

В воздухе запахло сражением. Услышав воинственный клич Лоудена, противники мисс Мак-Картри собрались вокруг мэра. Многие растерялись, понимая, что Иможен хватила через край – в глубине души Гарри не такой уж скверный тип и достаточно похож на покойного отца, чтобы его чисто шотландские корни не вызывали сомнений.

– Гип-гип ура, мисс Мак-Картри! – не в силах сдержать ворторга, гаркнул Хэмиш Мак-Рей.

Но Иможен не дала аудитории сообразить, стоит ли поддержать призыв журналиста – чувствуя, что переживает поистине исторические минуты, она громко затянула «Марш Роберта Брюса».