Никто из нас не ответил. Только после того, к я увидела в окно, что его огромный силуэт растворился среди деревьев, я вернулась к тете Мэгги.

Она не проронила ни звука. Ее молчание меня расстроило.

— Пойдемте спать, родная, — сказала я, положив руку на плечо усталой спутницы.

Тетушка пристально посмотрела на меня.

— Итак, мисс Клеверли — экономка. Прекрасно! Судя по ее письму, ей столько же лет, сколько и мне. Забавно, но первое впечатление всегда обманчиво.

— Не думаю, чтобы у вас могло создаться радужное впечатление об этом чудовище! Зажечь лампу?

— Нет, не беспокойся. Если мы хорошо выспимся, завтра все покажется иным и мы снова начнем радоваться жизни, ведь это так? — Тетушка ласково похлопала меня по руке, все еще лежавшей на ее плече, и трогательно-нежно прижалась к ней щекой. В моей жизни бывали моменты, когда я понимала, что чувства радости и благодарности еще не умерли во мне. Теперь я твердо знала, что бесконечно люблю добрую, самоотверженную тетю Мэгги.

Кровать располагалась так, что если сесть, прислонившись к спинке, то из окна можно было видеть озеро и возвышающиеся за холмов величественные гряды гор. Я могла отчетливо различать малейшие штрихи дивного пейзажа, так как все вокруг было залито серебристым лунным светом.

Было около одиннадцати вечера, и я лежала в постели, предвидя бессонную ночь, но на душе было спокойно — впервые за последнее время.

Когда я только легла в кровать, в голову полезли мысли о нашем «господине». В нем было что-то необычное, таинственное; но сам факт, что Дэви Маквей — этот дикарь — является владельцем коттеджа, вызывал дикое раздражение. Продолжая любоваться озером, освещенным голубыми лучами, я забылась.

В памяти стало возникать недавнее прошлое. Я вспомнила роковое время, когда познакомилась с обитателями бывшего «пустого дома».

Я уже говорила, что в доме поселилась семья. Их дочь училась в колледже. Когда она вернулась домой и услышала, что в комнате, которую видела из окна своей спальни, лежит больная девушка, она меня навестила. С этого момента началась наша дружба с Алисой Хорнбрук.

Алиса была из тех, кого называют интеллектуалами. В свои двадцать три года она уже имела Ученую степень в области филологии и получила первую учительскую должность в Истборне. Узнав, что я пишу рассказы, она попросила их почитать, вероятно, просто из вежливости или Чтобы доставить немного радости больной. Но мои литературные опыты ей понравились, и похвала Алисы подействовала лучше любых лекарств.

«Ты обязана писать. Это твое призвание».

Казалось, что высокий чистый голос Алисы в эти секунды раздался над озером. Где-то вдали ухала сова. И я снова услышала: «Ты обязана писать книги, ты обязана».

Вдохновленная подругой, я сочинила большой роман, который Алиса, увы, раскритиковала.

— Я бы переписала его заново, — безжалостно вынесла она свой вердикт. — Будет лучше, если ты уберешь пласты доморощенной философии и неоправданно резкие пассажи. Иронии и сарказма в романе с избытком, чтобы принести ему успех у определенной читательской аудитории.

Я сделала так, как она советовала, и в один прекрасный день получила письмо от издателя, в котором он сообщал, что с удовольствием, опубликует мою рукопись, и просил меня приехать для личной беседы. В этот день я почувствовала, что исцелилась, и встала с постели.

С высоты сегодняшнего дня я вижу, что мой успех был на одном уровне с успехом Франсуазы Саган. Критики восхищались моей молодостью, восхваляя меня за глубокое знание жизни, профессионализм, остроту изложения, постижение сложнейшей коллизии во взаимоотношениях Мужчины и Женщины.