— Полагаю, побывав в мозгу у кого-то, лишенного лобных долей.

Гален потерял свою улыбку, а его взгляд затуманился.

— И впрямь, возможно, если бы мы смогли найти такую личность.

Род не смог удержаться от резкого лающего смеха.

— Они у нас есть, мастер кудесник, — больше, чем достаточно. Намного больше! Крестьяне называют их эверолюдьми, и они совершают набеги на наши берега. — Он вспомнил про тревогу, и его начало грызть чувство вины. — Если подумать, они и сейчас совершают набег.

— Правда? — Старый кудесник, казалось, действительно разволновался. — Ах вот как! Когда я закончу свои текущие опыты, мне надо будет проникнуть в их мысли!

— Не гони лошадей, — посоветовал Род. — Но, пожалуйста, гони меня! Я должен помочь в борьбе с вашей подопытной группой — и я в некотором роде хотел бы забрать с собой и жену.

— Как тебе, воистину, и следует, — улыбнулся Гален. — На самом деле, здесь есть еще одна особа, которую ты должен проводить из этой Темной Башни.

— Агата? Да, я хочу забрать и ее — но не по тем же причинам. Ты случайно не знаешь, где они?

— Идем, — повернулся Гален, — твоя жена по соседству.

Род на миг уставился ему вслед, удивленный резкостью старика; а затем пожал плечами и последовал за ним, а Векс последовал за Родом.

Кудесник, казалось, почти проплыл к концу просторного помещения. Они прошли через каштановые занавеси в намного меньшее помещение — с потолком всего в пятнадцать футов высотой. Стены украшали бархатные занавеси, на этот раз кобальтово-синие, и один огромный гобелен. Под мог похвастаться восточным ковром. По углам располагались большие резные кресла. Между креслами стояли римские ложа, застеленные бургундским ворсом. В центре помещения перед приличных размеров очагом стоял круглый черный стол. На столе лежали шесть огромных раскрытых томов в переплетах из телячьей кожи.

Род, однако, не заметил всего этого великолепия; по крайней мере, великолепия меблировки. Другое дело, великолепие его жены.

Однако ее пламенно-рыжие волосы неплохо сочетались с кобальтово-синими занавесями. Она стояла у стола, склонившись над одной из книг.

Когда они вошли, она подняла голову. Ее лицо вспыхнуло, как заря.

— Милорд! — воскликнула она и очутилась у него в объятиях, чуть не сбив его с ног, извивающаяся и очень даже живая, приникшая своими губами к его.

Вечность спустя — может быть, полминуты? в любом случае, чересчур уж рано — резкий голос проскрежетал:

— Пощади меня, дитя! Пожалей бедную старую ведьму, никогда не бывавшую и на десятую долю столь счастливой, как ты!

Гвен высвободилась и стремительно повернулась.

— Прости, Агата, — взмолилась она, прижимаясь спиной к мужу и сцепляя его руки у себя вокруг талии. — Я не подумала...

— Да, ты не подумала, — подтвердила старая ведьма с гримасой, носившей некоторое слабое сходство с улыбкой. — Но таков уж обычай юных, и это надо прощать.

— Старая карга! — нахмурился на нее Гален с достоинством своего полного роста. — Неужели ты откажешь этой паре в ее законном праве на радость только потому, что ты той радости никогда не знала? Ужель молоко любви настолько свернулось в твоей груди, что ты более не можешь вынести...

— Законном праве! — сплюнула, вспыхнув яростью, ведьма. — И ты смеешь говорить о «законном праве», ты, отказавший мне в нем...

— Я уже слышал твои кошачьи вопли. — Лицо Галена превратилось в камень. — Не скреби мне опять по ушам своей песней; ибо я скажу тебе теперь так же, как говорил давным-давно, что я попросту ничего тебе не должен.