Действительно, как свидетельствовал осмотр принадлежащей Геворкяну квартиры, здесь едва завершился весьма комфортабельный евроремонт, включавший и установку камина в гостиной. На устройство дымоходов имелись соответствующие разрешения, работы производились с учетом мер противопожарной безопасности. Придраться было абсолютно не к чему. Прораб наредкость разговорчивый финн – с полным основанием утверждал, что все лето в этих стенах почти круглосуточно находились специалисты его бригады и в подтверждение демонстрировал любопытному "пожарнику" журнал ремонтных работ.

Все это происходило в то время, как на крыше заседала одна из самых разбойничьих банд, когда–либо посещавших Москву.

Роланд расположился на раскладном стульчике, остальные пристроились на тумбах и лесенках, имевшихся тут в изобилии. Хватило бы места на крыше для дансинга, ресторанов, теннисных кортов, как планировал Архитектор. Теперь их строительство намечали люди иной формации, но схожей эстетической направленности. Союз сильно капитализировавшихся домовладельцев полагал, что человеческое существование должен скрашивать комфорт, как внутренний, так и внешний. А созерцание Кремля и Храма вовсе не помеха для любителей прохладительных напитков, оттянувшихся в сауне, или для теннисистов, релаксирующих после напряженного трудового дня. Тут, на знаменитой крыше, могла как бы происходить желанная смычка потребностей туловища и головы плотского и духовного.

– Москва подо мною… Приятная все же мысль. Может волновать, заговорил Роланд, с прощальной грустью оглядывая панораму. – Очень интересный город. Хотя это дело вкуса.

– А кто спорит? – примирительно отозвался заскучавший Амарелло. Иностранцы считают, что здесь жизнь куда содержательней, чем, допустим, в Риме. Прогулка по лезвию бритвы вдохновляет ожиревших в благополучие людей. Местным тоже, кажется, совсем не скучно. Особи поматерей ловят кайф от сидения на пороховой бочке, а слабакам есть на что пенять. "Вот где–нибудь в другом месте и при других обстоятельствах, – думает такой мечтатель, – я бы развернулся на всю катушку. А тут ничего больше и не остается, как пить горькую и оплакивать загубленные дарования".

– Н-да… Москва – город не для слабых, – заметила Зелла. – Город чертовок. И все же я благодарна вам, экселенц, что мне позволено покинуть столицу. Сострадание – страшная болезнь для ведьм. Придется подлечиться.

– И мне, – вздохнул кот. – Вот ведь вы говорили, экселенц, ученье тьма. И, конечно, оказались правы. Я старался. Я стал специалистом по "горячей точке" с названием РФ. Я с головой нырнул в самые зловонные проблемы, вынюхивал наидерьмейшее дерьмо. Случай призвал меня под знамя карателей, дал в руки меч правосудия. И что ж? Оказывается, я так ничего и не понял. Изощрялся в приколах – это все, на что меня хватило. Полагаю, мы все сражены одним и тем же вирусом. Он называется состраданием, экселенц. Батон виновато склонил щекастую голову.

– Судя по новогодним сюрпризам в Госдуме, вы были не слишком деликатны, – заметил Роланд, наблюдая за кружащими над кремлевской башней воронами.

– Разве вы бы стали раздавать поощрительные призы, экселенц? возразил Амарелло.

– А было кому? – усмехнулся Роланд.

– Было! – с вызовом отозвался кот. – Было. – Он повернулся в профиль. – Кое–кто считает, что я похож на здешних героев. Только другой масти.

– На Горчакова? – с удивлением подняла бровь Зелла.

– Нет. На того, что ведет передачу про старую коммунальную квартиру. И еще того, который совершенно секретные газеты выпускает.