– Только что родила! Мальчик, Мишенька!

Новоиспеченные дед и баба молча сидели в гостиной у большого овального стола, застеленного кружевной, мелким крючком вязанной скатертью. За широким окном серело мутное ноябрьское утро. Дом на набережной еще не проснулся и едва золотился во мгле окутанный туманом купол Храма.

– Вроде все не так уж и плохо получается. А, Серафима? – глава семьи, отсутствовавший в театре по причине занятости на службе, заглянул в глаза жены с неподходящей моменту печалью.

– Совсем не плохо, Коленька, – Серафима Генриховна поднялась и подойдя сзади, обняла мужа за плечи. Стоя за спиной Жостова, эта миниатюрная брюнетка с прямым пробором в волнистых волосах оказалась капельку выше его обритой наголо "под Котовского" головы. Она всхлипнула, прижалась к колючей щеке. На воротник болотного френча закапали слезы.

– Ну, ну… – мужчина сжал узкую длиннопалую кисть жены и сказал как–то слишком напористо: – Не плохо, говоришь!? Отлично, Симочка! Совершенно отлично!

Серафима Генриховна поняла, какую тревогу гнал от себя этот сильный, замкнутый человек. Последнее время красный командир Жостов, руководящий ныне крупнейшим подразделением Наркомфина, верный ленинец, коммунист и атеист по уму и совести, мучился тайным страхом. С чего–то Николай Игнатьевич решил, что и сам он и близкие его прокляты.

… А ведь хорошее было семейство, если не считать сурового главы его, – веселое. Люди порядочные, хоть и взбалмошные. Оно и понятно: в роду Серафимы все певцы и музыканты. А разве от такого наследия отступишь? К вечеринкам у Жостовых Клавдия относилась с пониманием. В старой квартире она время от времени помогала Серафиме и Варе убираться после гостей. А теперь перебралась вместе с ними в новые хоромы для постоянной помощи по хозяйству, имея тайный умысел найти супруга в среде важных соседей Жостова. Спала Клавдия на топчане, поместившемся в кухонной нише. Ниша эта предназначалась специально для прислуги и могла задергиваться шторой.

Даром, что комнат четыре, а специального помещения для домработницы не предусмотрено. Не запланировано, что ли, постоянное проживание таковой в пролетарской семье? И непонятно, как же тогда строители мыслили? Дом, хоть и народный, но правительственный. А это значит, что мужчины до ночи на своих ответственных постах надрываются, а жены тоже по службе заняты. Серафима Генриховна, например, вместо того, что бы в постели до полдня нежиться, каждое утро, перехватив бутерброд, убегает в специальную школу, где учит способных детей музыке. Варвара училище художественное пока бросила – дите каждые три часа кушать просит. Да еще постирать, приготовить, в комнатах убраться надо, – как тут без помощницы обойтись? А если уж наняли человека, то и приличное место ему для проживания обеспечить требуется, а не закуток на кухне, где все до самой ночи толкутся.

Клавадия лежала на спине, прислушиваясь к ночным непривычным еще звукам. В коротких волосах белели тряпичные папильотки, глаза смотрели в потолок, в его новейшую нетронутую чистоту, светящуюся даже в темноте. Все тут было новенькое, с иголочки. И пахло еще свежим деревом от паркета, сухой штукатуркой. Особо удивлял жестяной шкаф на кухне – закругленный такой, блестящий. В шкафу стоял бак для отходов, но выносить помои не было нужды. Промеж стен Дома располагалась шахта и по ней ездил на платформе вверх и вниз специальный человек. Подъедет к квартире, откроет железную дверцу и грязный бак обменяет на чистый! А если представить сколько в этаком домине подобных шахт понастроено и сколько людей на уборке мусора задействовано, то получается целая фабрика! Клавины приятельницы, узнав про такое чудо, все в гости просились, потому что в рассказы ее не до конца верили.

А взглянуть тут было на что. Почище музея. Вот хотя бы в ванную комнату зайти – и то в обморок можно рухнуть.