– Мария Юрьевна, все это произошло так давно… Успокойтесь, господь вас ждет. Он примет вас в свои объятия и утешит…

– Болван, истину нужно открыть. Позднее я узнала – мне звонили из всех уголков земного шара, ни одного написанного слова, все только устно, – что и я сама, и мои дети, и дети моих детей не доживут до следующего дня, если я только когда-нибудь заговорю о том, что мне рассказал мой муж.

– И что же это было, Мария Юрьевна?

– Мне трудно дышать! За окном темнеет!

– Что это было? Говорите же.

– На свете существует сила, более опасная, чем все воинственные террористические группировки на земле…

– Что это за «сила», Мария Юрьевна?

– Матарезе… высшее зло…

Старуха уронила голову на подушку. Она была мертва.

В фешенебельной каюте в обитом бархатом кресле сидел высохший старик, возле которого стоял личный слуга, не разлучающийся с ним на протяжении уже почти трех десятилетий. Слуга, давно ставший близким другом, готовил престарелого владельца яхты к самому важному совещанию за всю его жизнь, растянувшуюся на девять десятков лет. Свой истинный возраст старик хранил в тайне, ибо бо́льшую часть жизни он провел, сражаясь с теми, кто был гораздо моложе его. Зачем давать этим алчным индюкам лишний козырь – повод позлословить о том, что их оппонент впал в старческий маразм, который на самом деле представлял собой богатейший опыт нескольких поколений? Три пластические операции превратили лицо старика в безжизненную маску, но все это было лишь внешним, обманчивым обликом, вводящим в заблуждение многочисленных противников, которые при малейшей возможности попытались бы прибрать к рукам его финансовую империю.

Империю, которая больше ничего не значила. Этот бумажный колосс стоимостью свыше семи миллиардов американских долларов – семь тысяч раз по миллиону – был построен на деятельности давно забытой организации. Началось все с предвидения, осенившего одного человека; впоследствии подручные, которые не видели дальше собственного носа, извратили великое начинание, наполнив его сатанинской жестокостью.

– Антуан, как я выгляжу?

– Замечательно, мсье, – ответил слуга. Протерев подбородок и щеки старику мягким лосьоном после бритья, он убрал простыню, открыв строгий костюм-тройку, дополненный галстуком в полоску.

– Не лишнее ли все это? – спросил элегантный старик, указывая на свой наряд.

– Вовсе нет. Как-никак, сэр, вы председатель, и те, кого вы сейчас примете, должны будут сразу это почувствовать. Любое противостояние вам необходимо подавить в зародыше.

– О, мой старый друг, никакого противостояния не будет. Я намереваюсь отдать распоряжение всем отделениям своей корпорации готовиться к деструктуризации. Я собираюсь щедро вознаградить всех тех, кто отдавал свои силы и время деятельности, о которой им, по сути дела, ничего не было известно.

– Дорогой Рене, обязательно найдутся те, кто посчитает ваши распоряжения неприемлемыми.

– Отлично! Наконец-то ты отбросил формальности. Надеюсь, сейчас ты скажешь мне что-то важное. – Оба негромко рассмеялись, и старик продолжал: – Должен честно признаться, Антуан, мне давно следовало бы назначить тебя главой какого-нибудь комитета. Не могу припомнить, чтобы твое суждение оказалось ошибочным.

– Свои мысли я высказываю только тогда, когда вы об этом просите, и только в тех случаях, как мне кажется, когда я понимаю все обстоятельства. Я ни разу не высказывался по поводу ведения деловых переговоров, в которых абсолютно ничего не смыслю.

– Ты разбираешься только в людях, правильно?

– Скажем так, Рене, я стараюсь не дать вас в обиду… Ну а теперь позвольте помочь вам перебраться в кресло-каталку…

– Ни в коем случае, Антуан! Возьми меня под руку, и я сам войду в зал заседаний… Кстати, что ты имел в виду, сказав, что найдутся те, кто будет не рад моим распоряжениям? Я щедро отблагодарил всех.