«Ученицу Валентайн просят срочно зайти к директору».

Я медленно поднимаюсь по лестнице, волоча ноги по деревянным ступенькам; мои шаги звучат как траурный барабанный бой. Улыбка Мировича, когда он берет меня за плечо своей сухой тонкой рукой. «Для тех, кто не желает подчиняться правилам, мы приготовили нечто особенное, мисс Валентайн». Я встречаюсь взглядом с Роанной, и от тяжелого предчувствия сжимается сердце. Она все рассказала своему социальному педагогу, а Мирович об этом узнал.

Тело Роанны висит на проводах, она бьется в конвульсиях; слышится треск. Пальцы Мировича впиваются в мое плечо; он тащит меня в ад… клеймо, раскаленное докрасна клеймо. Кожаные ремни на руках, я ору, пока у меня не срывается голос… закончив со мной, он прижимает к моему телу раскаленное железо; по моим ногам течет сперма; спинка стула больно врезается в грудь, мне трудно дышать, звуки шелестящего, как сухая бумага, голоса заполняют собой весь мир; в памяти всплывают страшные воспоминания, вырываясь из-за наглухо запертой двери  - той двери, которую я, покидая«Риггер-холл», захлопнула и навеки заперла на замок, двери, которую я должна была закрыть, чтобы продолжать жить. Вернее, выживать.

Пальцы. В моем мозгу. Они скребут, рвут, царапают. Больно, мне больно.

«Теперь понятно, почему дух Кристабель не смог вернуться назад»…

Тварь, засевшая в моем мозгу, внезапно отпрянула, явно не ожидая, что я еще способна думать, что еще не сдалась. Отчаянным напряжением воли я ухватилась за свою последнюю здравую мысль, как жертва кораблекрушения хватается за спасательный круг, и, вцепившись в нее ментальными зубами, начала бороться.

Полиамур слегка наклоняет голову. «Ты рано понимаешь, что тело способно предавать; разум, вот что нужно сохранить в неприкосновенности. Свою душу. Чувствовать, как в твоем мозгу копаются мерзкие пальцы этого червяка»…

Взревев от ярости, тварь набросилась на меня с новой силой, насилуя, разрывая меня на части; с дикой злобой она терзала ментальную оболочку, рвала ее когтями, стараясь добраться до самой глубины моей психики, чтобы окончательно ее разрушить.

А я не сдавалась.

Темные глаза, в их глубине мерцает таинственный изумрудный свет. Зеленые глаза на мрачном лице; теплые губы демона, прижимающиеся к моей шее, я дрожу в его объятиях, изнемогая от наслаждения, -он что-то шепчет мне в ухо.

Воспоминания вихрем проносятся в голове, они переплетаются, сменяют друг друга… В мозгу крутится рулетка Пучкина; мне больно, тело горит, словно в огне, он пробивается внутрь моего сознания, распахивает двери, вскрывает замки, он ищет, ищет… что?

«Даже лоа не может принудить женское сердце»… Если бы я не была наполовину демоном, я бы никогда не услышала этих слов. «Я должен был это сделать, Дэнни. Должен был. Ради тебя».

Тварь, издав яростный визг, отпрянула. Еще бы, ведь вместе с мыслями о Джейсе пришла мощная волна светлых чувств, в которых были стыд, и любовь, и ощущение вины, но это были мои чувства, мой источник силы, недоступный для порождения зла. У меня появилось оружие; только бы дотянуться до этого источника, найти его, припасть к нему. Мне сгодилось бы все, все, что угодно.

К потолку поднимались клубы дыма, мертвенно-голубой свет прожигал меня насквозь, у меня лопалась кожа, демонская кровь, вскипая, пыталась закрыть мои раны.

Тварь дрогнула. Я побеждаю; воспоминания, мне нужны воспоминания.

«Вспомни! – крикнула Кристабель. – Вспомни все!»

Вспомни лицо Джейса  - спокойное, мирное; вспомни, каким оно было, когда вы спали в одной постели.