Господин де Лоране уронил голову на руки. Из глаз моей сестры текли слезы.

— Те, к кому я принадлежу по национальности, — снова заговорил господин Жан, — пойдут на Францию, на страну, которую я так люблю!.. И, кто знает, не буду ли и я вскоре призван встать в их ряды…

Он не докончил. Его грудь вздымалась от душивших его рыданий, которые он сдержал нечеловеческим усилием, ибо мужчине не подобает плакать.

— Говорите, Жан, — сказала барышня де Лоране, — говорите, пока я еще в силах вас слушать!

— Марта, — отвечал он, — вы знаете, как я люблю вас!.. Но вы француженка, и я не имею права сделать вас немкой, сделать вас противницей…

— Жан, — промолвила барышня Марта, — я тоже люблю вас! И что бы ни случилось в будущем, чувства мои не изменятся! Я люблю вас… и всегда буду вас любить!

— Марта, — воскликнул господин Жан, упав к ее ногам, — дорогая Марта, слышать от вас это и не мочь сказать вам: «Да, завтра мы идем в церковь! Завтра вы будете моею женой, и ничто уже не разлучит нас!» Нет… это невыносимо!..

— Жан, — сказал ему господин де Лоране, — то, что кажется невозможным теперь…

— …станет возможным потом! — воскликнул господин Жан. — Да, господин де Лоране!.. Эта отвратительная война кончится! Тогда я вновь обрету вас, Марта!.. И смогу с чистой совестью назваться вашим мужем!.. О, как я страдаю!..

И, поднявшись с колен, несчастный закачался, готовый рухнуть.

Марта приникла к нему и голосом, преисполненным нежности, проговорила:

— Жан, я могу сказать вам только одно! Когда бы мы ни встретились, вы найдете меня такой же, как сейчас!.. Я понимаю чувства, заставляющие вас поступить таким образом!.. Да, я вижу: между нами в данную минуту — пропасть!.. Но, клянусь Богом, если я не буду вашей, то никогда не буду ничьей… Никогда!

Госпожа Келлер в неудержимом порыве привлекла Марту в свои объятья.

— Марта, — сказала она, — поступок моего сына делает его еще более достойным тебя! Да… потом… уже не в этой стране, из которой я хотела бы уехать, а во Франции… мы снова увидимся! Ты станешь мне дочерью… моей настоящей дочерью! И если сын мой — немец, то ты заставишь его простить мне это!

Госпожа Келлер произнесла эти слова с таким отчаянием в голосе, что господин Жан прервал ее, бросившись к ней и воскликнув:

— Мама!.. Мама!.. Мне не в чем упрекнуть тебя!.. Разве я изверг…

— Жан! — сказала Марта. — Ваша мать — это и моя тоже!

Госпожа Келлер открыла свои объятия, прижав к сердцу их обоих. Если обстоятельства помешали свершиться браку в глазах людей, поскольку сделали его невозможным, то перед Богом, по крайней мере, он был заключен. Теперь оставалось только сделать последние приготовления, чтобы отправиться в путь.

И действительно, в тот вечер было окончательно решено, что мы покинем Бельцинген, Пруссию и эту Германию, где объявление войны делало положение французов невыносимым. Процесс теперь уже не мог удерживать семейство Келлер. Впрочем, очевидно, что судебное разбирательство затянется до бесконечности, а ждать мы не могли.

Порешили еще вот что. Господин и барышня де Лоране, моя сестра и я — мы будем возвращаться на родину. На этот счет — никаких колебаний, поскольку все мы являемся французами. А вот госпоже Келлер с сыном обстоятельства диктовали, пока длится эта гнусная война, пребывание за границей. Ведь во Франции они могли, в случае если наша страна будет захвачена союзниками, столкнуться с пруссаками. Так что они решили найти прибежище в Нидерландах и там ожидать исхода событий.