— Спасибо. Бейли, и тебе спасибо еще раз, — с этими словами Джун покинула салон.

Когда женщина ушла, в маленькой подсобной комнатке повисла тишина. Бейли схватила веник и стала собирать в кучу волосы, которые она, видимо, состригла с парика. Тэннер не знал, что сказать, потому что в очередной раз был удивлен: только ему начинало казаться, что он хорошо знает Бейли Стивенсон, как она снова преподносила ему сюрприз.

— Это было очень благородно с твоей стороны.

Бейли пожала плечами.

— Я часто иду навстречу работающим женщинам и задерживаюсь допоздна.

— Бейли, я находился здесь некоторое время и слышал ваш разговор.

— Тогда никому не говори об этом, — попросила она. — Джун пришлось очень нелегко. Когда я поняла, что она ужасно мучается из-за того, что косынки и шляпки, которые ей приходилось носить, не снимая, напоминают всем о ее болезни, я решила сделать ей парик и хотя бы этим помочь.

— Поэтому я и назвал твой поступок благородным.

— Это сделал бы любой на моем месте. У меня была возможность, не более того.

Не зная, что говорить или делать дальше, Тэннер молча наблюдал за тем, как Бейли подметает.

— Итак, зачем ты пришел? — нарушила она затянувшуюся паузу.

— По двум причинам. Во-первых, извиниться.

— Ну, тогда извиняйся. — Девушка прервала свое занятие и теперь в упор смотрела на него.

— Я прошу прощения, — со вздохом произнес Тэннер.

— Извинения приняты. Знаешь, ты как заноза в…

— Теперь о занозе, — решительно начал Тэннер, но по мере того, как он говорил, его решимость таяла.

Он вдруг вспомнил притчу о человеке, который из самых добрых побуждений освободил бабочку из кокона раньше срока, нарушив естественный ход событий, и бабочка умерла.

— Сегодня я разговаривал о тебе с моей матерью.

— Правда? И о чем же именно шла речь?

— Она считает, что я должен помочь тебе.

— А ты как считаешь?

— Теоретически я с ней согласен, но… не знаю, одним словом.

— И как же теоретически ты сумеешь мне помочь?

Тэннер растерялся. То, что казалось логичным и убедительным при разговоре с матерью, вдруг перестало быть таковым. Он не может просить ее выйти за него замуж, связать ее детьми и воскресными прогулками на яхте во Флориде. Это было бы эгоистично и несправедливо по отношению к Бейли. Он не имеет права увозить ее отсюда, это будет самым худшим, что он может с ней сделать.

— Первой моей мыслью было выплатить твой долг.

— И тогда салон перестал бы мне принадлежать? Она вопросительно посмотрела на него.

— Он и сейчас тебе не принадлежит. Он принадлежит тебе и банку.

Тэннер испытал чувство облегчения, выкрутившись из затруднительной ситуации. Вырвать ее из привычной среды значило бы подчинить ее жизнь своим желаниям, а это именно то, в чем его обвиняла Эмили.

Еще Эмили говорила, что своими поступками он принижает значимость других людей, ломает их жизни…

Даже спустя десять лет эти слова жгли его.

Тэннер сделал глубокий вдох и отступил на шаг.

— Ты права, это плохая идея. — Он безуспешно попытался выдавить из себя улыбку, затем сглотнул ком в горле и отступил еще на шаг. — Мне жаль, Бейли, что я вмешался в твою жизнь, лез с советами и учил, как надо поступать. Я, как ты меня назвала, заноза… Я самонадеян и нетерпим, считая, что я, и только я, знаю, как следует поступать… На счастье или на беду, — продолжал он, удивляясь, откуда берутся слова, — я таков, каков есть.