Изменить размер шрифта - +
Под навесом поставили стол, походные кресла. Темнокожая рабыня с помощью ещё двоих рабов умело расставила блюда, кубки, кувшины с водой и вином. Поскольку лагерь только что был перенесён от прибрежной крепости, повар Рамзеса не успел приготовить никаких изысканных блюд, но фараон не был придирчив в еде, особенно в условиях похода. На завтрак подали около дюжины голубей, подстреленных и зажаренных ещё накануне, испечённую в золе рыбу, сушёные сливы и ломтики лимона в чашках сладкого тростникового сока. Ячменные лепёшки были только что испечены — они слегка дымились.

— Прости, о Великий Дом! — воскликнул повар, простёршись перед повелителем на пыльной земле и поднимаясь на ноги. — Нет ни свежего мяса, ни молока, которое ты любишь пить по утрам. Поганые лестригоны, которые торчат тут уже пятнадцать дней, обещали не трогать египтян до твоего приезда, до поединка их хвалёного Каррика с нашим богатырём. Но успели отобрать у местных селян уже четыре стада коров и овец. И ведь всё пожрали! У их кораблей блеют в загоне всего десятка три овечек... Этих псов, как нам сказали, полторы тысячи воинов, а скота нагнали, как на большую армию! Если посчитать, выходит, что каждый из них за день жрёт чуть не по четверти коровы! А ещё, сколько муки отняли у землепашцев, да овощей, да плодов... Хоть они и громадины, но куда же это в них столько влезает?!

— Это уже сказки какие-то, Суфи! — сердито поморщился Рамзес. — Стада здесь по четыреста-пятьсот голов. На пятитысячную армию хватило бы того, что они, по твоим словам, увели. Придётся потом спросить с номарха, не удерживает ли он из царского сбора, ссылаясь при этом на обжорство лестригонов! И отвыкни наконец валяться на грязной земле перед тем, как прислуживать за столом. Мне приятнее есть пищу без песка в каждом блюде, даже если при этом я не получу всех причитающихся почестей.

С этими словами фараон принялся за еду. Троянцы тоже не стали терять время даром. Рабыня налила в кубки вина, у которого был замечательно тонкий запах.

— Это местное, — сказал Рамзес, с удовольствием выпивая второй кубок. — Прибрежные жители им очень гордятся. Хорошо, что лестригоны, судя по всему, равнодушны к вину — им хватает гнусных грибов демона. Ну, Гектор, говори наконец — что ты думаешь об этих людях, что означает твоя затея с перенесением лагеря? Прежде всего, раз ты думаешь о битве, то либо не веришь в победу Ахилла над Карриком, либо полагаешь, что в случае гибели Каррика Антифот не сдержит слова — не уплывёт отсюда. Ну? Первое или второе?

— А ты как думаешь, о Великий Дом? — чуть усмехнувшись, спросил царь Трои.

— Думаю, ты не веришь Антифоту.

— Не верю. С самого начала не верил. И ты думаешь так же, как я.

Гектор отпил вина из кубка, скользнул глазами по сновавшим мимо их навеса воинам, которые деловито переносили оружие и скарб на новое место, потом снова в упор взглянул на фараона.

— Сколько воинов ты привёл сюда, о Великий Дом? — спросил он тихо. — Неужто и вправду полторы тысячи, как требовал Антифот в своём письме?

Рамзес высокомерно улыбнулся:

— Не унижусь же я до обмана, тем более перед варваром! Конечно, со мной пришли полторы тысячи воинов. Лучших воинов, ты сам их видел, царь. Но, — тут губы фараона чуть покривились в усмешке, — половина гарнизона крепости южной дельты вышла следом за нами и стоит в одном переходе отсюда. Это ещё тысяча человек. Просто из предосторожности.

— А не мало? — спросил Ахилл, до того молча поглощавший еду и скромно пивший воду (вино он только попробовал — даже не допил свой кубок до конца), — не мало ли людей, Великий Дом? Лестригонов-то больше!

— Ты тоже заметил, да? — быстро спросил Гектор брата.

Ахилл кивнул.

— Утром, когда мы сюда приехали, я успел прогуляться к заливу.

Быстрый переход