Он ощутил одиночество пленника и его тоску. Потом, к удивлению Синяки, навстречу ему понеслась радость. Потребовалось несколько секунд, чтобы чародей понял, что радость эта была вызвана его вторжением в мир чувств Аэйта. Мальчишка уловил его присутствие и отправил ответный сигнал.

    Синяка растерялся. Такого он никак не ожидал. И тут Мела пришел в себя и ударил его такой тревогой, что связь мгновенно оборвалась.

    Вернувшись из мира эмоций в зримый и осязаемый мир, Синяка удивился тишине и покою, царившему здесь. Гудели шмели, ныли оводы, от влажной земли поднимался сонный пар. Разомлевшая саламандра наслаждалась теплом. Мела, спокойный и собранный, играл ножом, втыкая его в одну и ту же ямку.

    Синяка вздохнул.

    -  Он жив.

    Мела поднял глаза.

    -  Спасибо, - произнес он и поднялся, чтобы уйти.

    Синяка остановил его.

    -  Мела, ты знал, что твой брат наделен Силой?

    -  Да, - сказал Мела.

    -  Поэтому ты и не хотел, чтобы его искала Асантао?

    Мела кивнул.

    -  Я не знаю, что ты почувствовал, когда нашел его, но лучше, чтобы это был ты, а не она.

    -  Почему?

    -  Ты чужой, - ответил Мела. - Ты уйдешь.

    -  Но почему Аэйт не может стать преемником Асантао? Он принес бы вашему племени много пользы.

    -  Я думаю, ты кое-чего не знаешь, Синяка. Асантао - она никогда не лжет, никогда не думает о себе. Она чиста, как пламя березовой лучины.

    -  Я глубоко уважаю Асантао, - отозвался Синяка. - Твои слова для меня не новость, Мела.

    -  Таким должен быть варахнунт, - продолжал Мела, словно не расслышав. - Лживый, трусливый, самонадеянный человек не смеет брать на себя право быть глазами племени и его силой.

    -  Лживый? - переспросил Синяка, не веря своим ушам. - Самонадеянный? Ты о своем брате?

    -  Да, - спокойно сказал Мела.

    -  Но ведь Аэйт…

    -  Он неплохой мальчик, - согласился Мела. - Но и одной капли зла хватит, чтобы затопить целый народ.

    Закутанная до самых глаз в черное покрывало, с горящим факелом в руке, Асантао стояла на холме перед огромной кучей хвороста, сложенного для погребального костра. Оказавшись среди людей, объединенных общим чувством потери, Синяка все яснее понимал, что никогда не сможет войти в жизнь этого племени. Пузан, казалось, был мудрее в житейских вопросах, чем его всемогущий хозяин, поскольку предусмотрительно уклонился от участия в церемонии. Синяке вспомнился сожалеющий взгляд, которым проводил великан, когда он направлялся к костру, и на ум ему пришли слова Асантао: «Он тебя любит».

    Мела стоял по правую руку от вождя - бледный, сосредоточенный. Сейчас он выглядел намного старше своих лет.

    Никто не проронил ни слезинки, когда четверых погибших уложили на костер и стали обкладывать связками сухой травы. По углам кострища воткнули четыре стрелы и привязали к ним яркие ленты.

    Подняв факел над низко опущенной головой, колдунья в черных одеждах начала медленно обходить костер. Волосы ее, густо припорошенные пеплом и оттого ставшие седыми, в беспорядке падали ей на плечи. Когда она обернулась к толпе, Синяка неожиданно понял, что она полностью слилась с Черной Тиргатао, о которой как-то рассказывала ему.