– Такие же, как и у вас. Только, в отличие от газеты, сыск и информация входят в наши прямые обязанности, а вот газетчики… Кто, говорите, приобрел тогда эти тридцать пять процентов?
– Слушайте, давайте вы сами поговорите с Метлицким. Я и так слишком много чего сказал.
– Вы не хотите мне отвечать?
– Я не могу точно сказать. Нужно смотреть бумаги. И вообще, информировать вас, работников прокуратуры, вовсе не входит в мои обязанности.
– Меня не надо информировать, я сам вам все скажу, – сказал Турецкий. – Эти тридцать пять процентов теперь принадлежат фирме «Велда». Так? Так. Остапенко имеет к ней какое-нибудь отношение? Имеет. Вы не подскажете какое?
– Я ничего не знаю.
– Вы встречались на даче с представителями «Велды» и ничего не знаете?
– Послушайте, я правда ничего не знаю! – Казалось, сейчас с ним случится истерика.
– Убит журналист. Вы пишете гневные статьи.
– Сам я ничего не пишу.
– Не важно. Вы – ваша газета. Вы ищете убийц. Вы упрекаете Генеральную прокуратуру, а сами ничего не делаете, и даже больше того, прикрываете людей, которые могут быть виновны.
– Послушайте!
– Послушаю.
– Вы пришли для чего? Чтоб разозлить меня? Не понимаю. Зачем вы пришли? Я ничего не знаю.
– Ведь Женя не был идеальным журналистом? Так? Какие у вас лично были с ним человеческие отношения?
– Никаких.
– То, что говорят о нем, правда? Что он иногда играл против правил. Что расталкивал локтями товарищей? Не всегда бывал корректен. В вашей среде ведь трудно чего-нибудь добиться, если играть по правилам?
– Как и в вашей.
– Ну, в нашей еще возможно благородство. По отношению к своим.
– Чего вы хотите? Чем я вам могу помочь? Вы вынуждаете меня отзываться нелестно о погибшем человеке? Ладно. Я мог бы отозваться. Но какое это имеет теперь значение? И зачем вам все это? Простите, но вы, кажется, несете какой-то бред. Я ничего не понимаю.
– Ответьте на вопрос. Правду о нем говорят?
– Да.
– Точнее.
– Да, Женя не нравился нам. Ну… скажем так, не всем нам. У нас, в газете, как вы понимаете, не все идет гладко. Как и повсюду, есть различные партии, так сказать, каждый тянет на себя… И вот то самое дело, о котором вы говорили, дело об этом охранном агентстве, как его?…
– «Центурион», – с улыбкой подсказал Турецкий.
– Да, «Центурион». Он, вероятно, хотел использовать это дело в межредакционной борьбе. Конечно, это понравилось не всем. Даже скажу больше! Это вообще никому не понравилось! С одной стороны, потому что намечались все эти финансовые дела, газете подыскивали покупателя, понятно? А с другой стороны, его старые приятели, конечно, уже опасались.
– Чего?
– Ну что он вырвется, станет первым. Тут ведь уже дружбы быть не может. Тут если ты первый – ты победил! Только так.
– Кто эти приятели? Имена, фамилии?
– Я не знаю…
– Что значит – не знаю? Вы же все-таки не последнее место занимаете в своей газете? И не знаете таких простых вещей? Имен?
– А знаете, сколько у нас в газете людей работает?
– Ну хоть кто, примерно?
– Не знаю. Я и так вам сказал больше, чем мог.
– Отвечать на мои вопросы, между прочим, – сурово сказал Турецкий, – это ваш гражданский долг. Мы ведь не на лавочке с вами сидим. |