На ней была лишь простая ночнушка, а я был голый, но в кои-то веки на моей совести не было порочных мыслей. Моё сердце было в другом месте, полном вины и сожалений, и, в данный момент, толики паники.

Прошла четверть часа, и я начал думать, что она заснула, пока не услышал у себя под ухом её голос:

— Я знаю, что ты не спишь.

Я промолчал. Это была ошибка, которую допускали многие притворяющиеся спящими люди — они отвечают на вопрос, и это их выдаёт. Я был для этого слишком умён. Ладонь Роуз легла мне на грудь:

— Твоё сердце бьётся слишком быстро, — сказала она мне.

«Дурацкое сердце», — подумал я. Оно никогда не делало то, что я хотел — во всех смыслах.

— Ты понимаешь, насколько я рада тому, что ты жив? — спросила она. — Что я не стала соучастницей в твоей смерти?

Несмотря на мои лучшие намерения, я кивнул. Иногда спящие люди двигаются.

— Тебе не обязательно рассказывать мне, что произошло. Для этого ещё будет время завтра, но тебе следовало прийти ко мне, когда ты вернулся. Почему ты этого не сделал?

Я не смел поворачиваться к ней:

— Я не мог.

— Почему?

Я промолчал.

— Ты слышал о возвращении Дориана, — просто сказала она. Это был не вопрос.

Конечно же слышал. Я видел его — перед тем, как меня заперли в клетке. Я знал не только то, как он появился, но и то, что скорее всего случилось позже. Он был моим лучшим другом, но он был мужем Роуз, её истинной любовью. Его краткий визит наверняка широко раскрыл рану в её сердце, и насыпал туда соли.

— Это из-за меня, — наконец сказал я. — Они хотели использовать его против нас.

Я почувствовал, как она улыбнулась во тьме:

— Они попытались, но после того, как они с Грэмом разобрались, он сделал прямо противоположное. Он не дал одному из них убить Керэн.

Я был рад это слышать, однако это также отозвалось во мне приступом ревности. Я любил Дориана как брата, и, будь у меня возможность, я бы с радостью занял его место. Но от этого мне также было больно. Он всегда был лучше меня. Не умнее, не могущественнее, даже не красивее — он был идеален. Он не шёл на компромисс, он был почти неспособен лгать, и его честь всегда была без изъяна. Я же ничем таким не мог похвастаться. Лучшее, что обо мне можно было сказать — это то, что я был пронырлив, или, быть может, хитёр, но правда была гораздо темнее. Я был коварен, мелочен, мстителен и, что хуже всего, эгоистичен.

Единственным, что это компенсировало, была моя роль отца. Я неплохо справился — но за это в той же мере была ответственна и Пенни.

Я некоторое время молчал, но Роуз, несмотря на отсутствие у неё магии, могла читать мои мысли:

— Ты волнуешься, что я передумала после того, как снова увидела его. Или, быть может, ты думаешь, что не заслуживаешь счастья.

— Что-то типа того, — признал я.

— У меня были похожие мысли, — ответила она. — Но, к счастью, я умнее тебя.

Я начал поворачиваться, чтобы напомнить ей, кто именно проиграл в нашей последней шахматной партии, но она напрягла руку, удерживая меня на месте:

— Не поворачивайся, — сказала она. — Я не хочу, чтобы ты в меня тыкал этой штукой… — После долгой паузы она добавила: — … пока что.

Несмотря на наше положение, я об этом и не думал — впервые в жизни.

— Я тебе не рассказывала, но Пенни пришла ко мне, — внезапно сказала она, меняя тему.