Минаев достал две пачки печенья, Рамиль принялся нанизывать уже порезанное и замаринованное мясо на короткие шампуры. Справившись, кольцами порезал огурцы и помидоры. Тепличные, очень дорогие в это время года. Даже Каретниковы не могли себе их позволить.

Борька предвкушал, ходил, потирая лапки, ворошил костер — он выплевывал снопы искр. Наконец пришла пора разбирать пакет Ильи. На стол легли три пачки импортного печенья, баночка — о, чудо! — красной икры. Рамиль аж замер, и слюна у него чуть ли не до пола повисла.

— В натуре? — не поверил своим глазам Чабанов. — Так ты крутой?

— Тетка с Камчатки привезла, — как-то виновато сказал Илья. — Мы бы такое не купили.

— Спасибо, брат! — совершенно безэмоционально сказал Рамиль.

Илья принялся мазать ножом икру на заранее порезанный батон. Борька потянул руку к лакомству, но я на него цыкнул:

— А ну не шакалить по кухне!

— Ща, подожди, выпьем, тост скажем, — успокоил его Илья. — Чокнемся и поедим.

Управился он быстро, разлил колу по им же принесенным бумажным стаканчикам. Мы расселись по краю покрывала, он встал и произнес:

— Выпьем за начало свободы! Чтобы лето длилось вечно.

В голове крутилась песня: «…в том месте, где лето, кончается летом».

— Мы откинулись, мужики! — крикнул Рамиль. — Ура!

Мы соприкоснулись стаканчиками. Сделав глоток, Рамиль занялся шашлыком, и ноздри защекотал одуряющий запах жареного мяса. Я смотрел на парней и радовался вместе с ними, это ведь их первый взрослый выход на природу. Шашлык настоящий! Мясо! Вкусная еда! Костер! И только начинается лето, впереди столько интересного!

Я для Наташки отложил бутерброд с красной икрой, пару колечек огурца и половинку помидора. Рамиль наконец снял шашлык с огня. Он немного подгорел, но это не беда. Каждому, с учетом Наташки, получилось по три средних куска. Только мы приступили к трапезе, как донесся ее голос:

— Стоять-бояться! Все не сожрите!

Наташка подбежала и уселась рядом со мной, высыпала на скатерть-покрывало конфеты. Девочка есть девочка. Восторгаясь на разные лады, она отведала икры, шашлыка, вот только чувствовалась в ее голосе усталость, что ли.

Отобедав и одновременно отужинав, мы поиграли в дурака, потом парни устроили жабьи бега: выкопали траншеи, выложили камнями дорожки, наловили лягушек и пустили их по дорожкам, тыкая в зад хворостиной. Раз за разом выигрывала зеленая лягушка Ильи, которую он назвал Карлом. Хохот стоял такой, что сойки разорались. Только Наташке было невесело, и вкусное мясо она ела без аппетита.

— Что случилось? — спросил я, пока остальные не слышали.

Ее перекосило, но она ответила:

— Меня Арина с днем рождения поздравила, прикинь?

Я не понял, о чем она, и переспросил:

— Перепутала?

— Не совсем. У нее мать шмотками торгует. Так вот. Папочка наш пришел покупать джинсы дочери на день рождение. Так и сказал — «дочери», блять! Аринка и подумала, что это он мне! Что она просто забыла, когда у меня днюха!

Наташка вскочила и принялась с остервенением пинать камни. Когда один чуть не ударил Бориса по голове, объяснила:

— Ты понял, да? Это у Анжелки днюха! А Аринка думала, что у меня. Он ей — джинсы купил! А мне трусы подарил стыдные, как у бабки! И носки. Типа, отвянь.

— Сука, — только и выдавил из себя я.

Черт, с Лялиной-то я и не поговорил, рыбалкой увлекся, дорвался до бесплатного! Хотя что это изменило бы? Или изменило? Вот что гопникам ничего не сломал и по башке от них получил, это я лоханулся.