Взрослый, убеленный сединами мужчина улыбнулся.
— Отдашь, когда сможешь. Так сколько надо?
— Тридцать. — Я не стал ни мелочиться, ни наглеть.
Он кивнул и исчез за дверью, вернулся с конвертом, протянул его мне.
— Пересчитай. — Я выполнил просьбу, Леонид Эдуардович за мной внимательно следил и, когда я закончил, добавил: — Это меньшее, что я могу для тебя сделать.
— Спасибо, — сказал он, хотя это должны быть мои слова.
Я пожал его руку, сухую и шершавую.
— Это вам спасибо. Теперь мы спасены! Но я правда верну, и скоро.
В его темно-серых глазах промелькнули искры, и я понял, что он мысленно простился с этими деньгами — тоже выбросил добро в воду.
— Через две недели, — сказал я с нажимом. — А теперь мне пора.
Уже у выхода я вспомнил, что должен позвонить бабушке. Да, обещал позже, но вдруг она ответит? Тогда не придется идти к бабе Вале. Естественно, никто не возражал против моего звонка.
Бабушка ответила, я отчитался о проделанной работе и пообещал приехать к ней на первом автобусе, то есть где-то в семь утра — обрывать черешню и готовиться к нашей авантюре. Рынок работал до четырех-пяти, я туда успею к концу рабочего дня. До этого времени мы должны управиться, чтобы попробовать закупить остатки абрикос. Если не получится, придется это делать утром.
Дверь на кухню была открыта, и Каретниковы наверняка слышали наш разговор — и хорошо, пусть знают, что их деньги не уйдут в бездну.
Распрощавшись с гостеприимными хозяевами, я забрал Борю, и мы побежали домой. Надеюсь, мама узнала все, что необходимо, ведь я вообще не ориентируюсь во всех этих медицинских делах.
Атмосфера дома была напряженной. Мама ждала меня, выскочила в прихожую, и я понял, что прежде всего нужно ее обнадежить. Отдав орехи Боре и велев их очистить, я в очередной раз рассказал примерно то же, что говорил бабушке. Показал конверт с деньгами.
— Сорок тысяч у нас уже есть, будет больше. Не переживай, вытянем. Веришь?
Я говорил эмоционально, и мне удалось заразить ее своей уверенностью. Выслушав, она вздохнула и молча сгребла меня в объятия, поцеловала в макушку.
— Мой мальчик, спасибо тебе. Прости меня, что я, ну, такая… Тебе же всего четырнадцать лет!
Того, что ты сейчас сделала, более чем достаточно. Просто живи, мама! Ты уже отогрелась и стала похожа на человека. Может, все вообще обойдется, бывает ведь, что врачи ошибаются. Этого я, конечно, не сказал, да и сам старался не думать, чтобы не терять надежду во второй раз и мать зря не обнадеживать. Да, есть такая вероятность, но она минимальна.
— Мне самому интересно поехать в Москву и попробовать заработать.
— Ох… — Она отстранилась, посмотрела, как на добровольца, уходящего на войну, погладила по щеке. — Страшно-то как! Она же такая огромная, Москва! Я там чуть не потерялась.
— Во-первых, там везде стрелки-указатели, во-вторых, со мной будет бабушка. Я уеду завтра рано утром к ней и уже, наверное, вернусь только во вторник.
— Ой, господи!
— Тетя Ира тоже будет с нами. Ты узнала то, что я просил? Про направления в исследовательский центр.
Мама кивнула.
— Главврач сказал, что выпишет. Но предупредил, что, если у них там никакие эксперименты не проводятся, то меня без взятки не возьмут.
— Это ожидаемо. Хорошо, хоть сейчас взятку не взяли. Ничего, изыщем средства. Все будет хо-ро-шо, слышишь меня? Лечение начнешь тут. Потом, после химии и чего там еще, поедешь в Москву. Я как раз все разгребу и налажу бизнес.
Хоть мама и молчала, то, что она мне верит, я чувствовал на каком-то животном уровне. |