Реакция была странной.

— Он настолько нам доверяет, что готов оформить на меня, чужого человека, дом?

— У него нет никого, кроме нас, — объяснил я. — Значит, я еду говорить с продавцом и, скорее всего, завтра проведем сделку. Спасибо за помощь!

— Тебе спасибо, сын! Какой ты у меня уже взрослый!

Мы распрощались, и я рванул на базу, узнать, приехала ли бабка Тимофея и вообще, как у него дела.

Подвал был закрыт, у Ильи Тимофея не оказалось, зато он вчера успел сказать, что бабка прилетает в обед. Добираться из ближайшего аэропорта два-два с половиной часа.

Взрослый я на похороны матери на такси ехал час с небольшим, но потому, что ночью, и пробок на дорогах не было. А вообще летние пробки в будущем станут настоящим бедствием, хотя сейчас трудно это представить.

То есть по всему получается, что и Тимофей, и бабка сейчас на даче, и там разворачивается баталия между нею и внуком, в которой придется поучаствовать и мне. Вот только говорить, что покупатель — моя мама, не стоит: бабка зла на нас всех за то, что мы разлагаем ее пирожочка, и может из вредности отказаться нам продавать домик. Как действовать, сориентируюсь по ходу дела.

В дачный кооператив я решил прокатиться на мопеде, но, свернув на грунтовку и увидев, как два заляпанных грязью мужика пытаются вытолкнуть из раздолбанной колеи, больше напоминающей болото, забуксовавший «Москвич», понял, что совершил стратегическую ошибку, и половину пути проделал пешком, катя мопед по траве.

Вопли я услышал издали, они перекрывали даже рокот речки. Голос у бабки был хриплым, низким, и казалось, что это звучит не человек, а кто-то заживо раздирает ворону. Многочисленные собаки на ее выкрики отвечали заливистым лаем.

Видимо, недавно приехала бабка и еще не выдохлась. Внук, видимо, отвечал спокойно, и ее разбирало все больше и больше. По мере приближения, я начал различать отдельные слова: «…неблагодарный», «в гроб…», «умру…», «…виноват…» Из контекста было ясно, что бабка внуку предъявляет: я тебе лучшие годы жизни отдала, недоедала, недосыпала, а ты вырос — тварью неблагодарной…

— Бандиты! — донеслось до моих ушей.

Это, вероятно, о нас. Неблагоразумно встревать в разборки, потому я встал под инжиром, роняющим капли недавнего дождя, и принялся ждать, пока бабка Тимофея иссякнет. Громыхала речка, превратившаяся в бурный поток, синицы звенели о наступлении осени.

Бабка все орала, Тимофей огрызался все громче — похоже, ссора достигла апогея и пошла на спад, голоса стихали, и теперь было слышно бормотание Тимофея, но вскоре и он смолк.

Пора?

По листьям затарабанил дождь, придавая мне ускорение. Я миновал три огороженные дачи и один пустующий участок, примыкающий к домику Тима, и позвал:

— Тимофей? Ты там как? Встретил бабушку?

Дождь все усиливался, Тим прошлепал к калитке и открыл ее.

— Ярится? — спросил я одними губами.

— На меня. Про тебя я сказал, что это ты заставил меня позвонить. Вроде прониклась, видит в тебе союзника, а я типа на тебя злюсь.

Круто он придумал! Не ожидал от недавнего тюфяка такой гибкости мышления.

— Молодец! Расклад понятен.

Я вошел во двор и покатил Карпа к беседке, куда повел Тимофей. Ночью я толком не рассмотрел, что здесь и как. Бабушка распластала телеса на старом диване, изображая фрау, упавшую в обморок. На старом столе, застеленной клеенкой, стоял кувшин с водой, стакан воды и валялись пузырьки успокоительного.

— Здравствуйте, — поприветствовал ее я, а Тим проворчал:

— Вот, встретились, убедился? Доволен?

Это он правильно решил мне подыграть.

Бабка открыла один глаз, села.

— Здравствуй.