Изменить размер шрифта - +

— Зачинщики и строптивые депутаты в Лефортово, ведется следствие. Регионы молчат. Просрали мы страну, эх… — Он махнул рукой.

— Давно просрали, дед, — вздохнул я. — Слишком далеко зашли э-э-э… центробежные процессы. Сейчас уже поздно что-то менять. Раньше надо было.

— Ельцина удавить, гниду поганую! — Дед сжал кулак.

— Клещи уже присосались, напились крови. Умрет Ельцин, придет кто-то другой. Сгнило все.

— А что же делать? — В голосе деда чувствовалась беспомощность. — Нельзя же — вот так! Без веры, без цели… только жрать.

— Нельзя, — кивнул я и додумал:

«Но я пока ничего глобально изменить не могу».

— Телевизор включать тошно, — пожаловался дед. — Нас как будто нет. Как будто и не было ничего! Словно люди просто так отдали свои жизни и здоровье.

«Просто так», — подумалось мне. Очень хотелось с умным дедом смоделировать, что изменилось бы, если бы победили контрреволюционеры, но дед еще не отошел от стресса и не готов был признать, что большинство сценариев принесло бы гораздо больше горя. Может быть, когда-нибудь…

— Пойду-ка я на турники, к новым друзьям. Буду в восемь, на созвоне с нашими.

— Еще раз скажи, кто твои новые друзья, чтобы я знал, с кого спрашивать, если вдруг чего случится.

Я перечислил всех: Алекс, сын большого чиновника, ментеныш Олег, Лекс-крепыш, сынок директора школы, и Егор… Кто его родители, я не знал.

— Солидная компания, не шпана подзаборная, — одобрил дед.

— Был еще простой парень Леха, но его убили менты возле Белого дома. На днях его хоронили, — не стал скрывать я. — Он за Ельцина скакал… то есть ходил, а убили его свои же. Озверели, и было все равно, кого лупить.

Дед поджал губы, тряхнул головой.

— Знаешь что. Спасибо тебе, что принес в больницу «Белую гвардию», без нее было бы тяжелее.

На костылях он проковылял в спальню, зашуршал там книжными страницами и зачитал:

— «А зачем оно было? Никто не скажет. Заплатит ли кто-нибудь за кровь? Нет. Никто. Просто растает снег, взойдет зеленая московская трава»…

Я отчетливо помнил, что вместо «московская» было «украинская» — видимо, дед чуть изменил цитату для достоверности.

— «Заплетет землю… выйдут пышные всходы… задрожит зной над полями, и крови не останется и следов. Дешева кровь на червонных полях, и никто выкупать ее не будет. Никто». — Дед захлопнул книгу и сказал: — Беги, внук…

Но стоило мне шагнуть к берцам, как он воскликнул:

— Нет, стой!

Уже в прихожей дед прискакал ко мне, положил руки на плечи и всмотрелся в мои глаза, словно искал там бегущую строку с важной информацией.

— Спасибо, внук, за все. Горжусь тобой. Ты вырастешь не только сильным, но и мудрым человеком.

В горле заскребло, я кивнул и прошептал, стараясь совладать с голосом:

— А я безумно рад, что нашел тебя! Ты крутой, у тебя есть чему поучиться.

На том и разошлись. Я зашнуровал берцы, вспоминая аналогичную обувь из будущего, где почти все ботинки на молнии, а шнурки для видимости. Облачившись, выбежал на улицу, где медленно подползали сумерки и холодало, и рванул к турникам на территории школы.

В конце спортивной школьной площадки мелкота, учащиеся второй смены, сдавала стометровку. Учитель ставил оценки в журнал, не обращая внимания на четверых парней и меня, идущего к ним. Увидев меня, подтягивающийся Алекс разжал пальцы, похлопал ладонью о ладонь, стряхивая тальк.

Ему, конечно же, рассказали, что я встретил и выследил разноглазого кавказца. Он не стал ждать, пока я подойду, двинулся навстречу широким шагом.

Быстрый переход