|
— Я так просто, устал что-то, — соврал он, — отдохнуть решил, поспать немного. И ты полежи. Может, скоро выгружаться будем, а там знаешь, не до сна…
* * *
Очнулся Алеша от множества голосов и звонких, режущих слух команд:
— Собирай вещи! Выходи строиться! Быстрее!.. Не задерживаться!..
Алеша кубарем скатился с нар, поспешно надел шинель, подпоясался, схватил тощий вещмешок и выпрыгнул из вагона. На железнодорожной платформе толпились и беспорядочно сновали солдаты, изредка мелькали, что-то командуя, озабоченные офицеры. Внимание Алеши невольно приковало разрушенное, очевидно когда-то большое и красивое кирпичное здание. От него сохранился только один угол кирпичных стен первого и второго этажей, а все остальное грудой кирпича с торчащими балками и толстыми змеями проводов рухнуло вниз. В уцелевшей части виднелись пустые прямоугольники высоких окон и дверей, выбитым глазом темнела круглая коробка электрических часов с одной-единственной цифрой «восемь» и остановившейся на этой цифре искореженной стрелкой.
— Город Курск. Московский вокзал, — с протяжным вздохом сказал кто-то рядом. — Какой был красавец! Залюбуешься и глаз не оторвешь. А теперь…
— Война! — с таким же горестным вздохом ответил второй.
«Война», — мысленно повторил Алеша и впервые в жизни вздрогнул от этого страшного слова.
— Алеша, — подбегая к нему, прокричал Ашот, — строиться пошли. Наши стоят все, один тебя нет.
Вся команда пополнения действительно уже выстроилась. К счастью, начальник команды о чем-то говорил с окружившими его старшинами и сержантами, и Алеша с Ашотом незаметно пристроились на самом левом фланге.
Вскоре раздалась команда «Равняйсь!», потом «Смирно!», «Направо!», и колонна по колдобинам разбитой дороги двинулась в город. И справа, и слева темнели развалины, валялись горелые и разбитые машины, круглились бесчисленные залитые водой воронки от снарядов и бомб. Солдаты шли молча, понуро рассматривая горестные остатки разрушенной железнодорожной станции и поселка около нее. Алеша ожидал, что за станцией развалины кончатся и начнется настоящий город, но прошли уже с полкилометра, спустились по косогору к грязным водам реки, а следы страшного опустошения не исчезали. Прямо на вывернутых, искореженных рельсах свалился набок исклеванный пулями и осколками трамвайный вагон. Рядом с ним уткнулся радиатором в землю сгоревший грузовик. Еще дальше, среди бесформенных груд разрушенных домов дико и странно белели остовы русских печей с высоко поднятыми вверх закопченными трубами. Переломившись надвое, рухнули в реку фермы большого железного моста. И на другом берегу, где расположился Курск, на каждом шагу зияли, грудились, кричали своим безобразным видом страшные язвы войны.
Замыкая строй, Алеша всеми силами старался шагать в ногу, но от волнения, от охватившей его растерянности при виде этих опустошений часто сбивался с ноги, отставал, опомнясь, догонял строй и снова, уйдя в свои мысли, отставал.
Наконец мучительный путь кончился. Город остался позади, и колонна остановилась в реденькой, голой роще. Услышав команду «Вольно!», Алеша облегченно вздохнул и впервые осмысленно посмотрел на своих товарищей. Рядом стояло несколько солдат, ехавших с ним в одном вагоне, большинство же было ему незнакомо. Пытливо осматривая строй, он даже самому себе не мог признаться, что не просто смотрит на товарищей, а отыскивает Гаркушу. Но Гаркуши вблизи не было. Это так обрадовало Алешу, что он невольно улыбнулся и шутливо толкнул Ашота в бок.
— Видал, куда завезли нас, аж в сам город Курск, — весело сказал он настороженно смотревшему Ашоту.
— Курск, Курск, — горячо отозвался Ашот, — мой мать говорил: от нас в Москва едешь, Курск никак не проедешь. |