– Ну! – потребовал он забытым властным голосом, за который она его и полюбила когда-то. – Чего же умолкла? Продолжай, продолжай! Господи, как же я… А дальше что? А дальше должно идти: либо как же ты меня ненавидишь, либо как же ты от всего этого устала. Я угадал?

Он повернулся к ней, глянул с тяжелой догадливой ухмылкой.

– Ты не так уж оригинальна, дорогая. Так вопит восемьдесят процентов бабского населения планеты. И так же, как ты, продолжают жить дальше именно так, а не как-то еще. Почему? Вот почему ты от меня не уходишь? Тебе же есть, к кому идти, а? Есть, я знаю.

Алла вжала голову в плечи, затравленно глянула на мужа. Мысли испуганно заметались.

Он что? Он что, правда знает о ее романе с его лучшим другом?! Но как так можно?! Он же продолжает ходить к нему в гости, выпивает с ним, бегает к нему в кабинет, когда нет пациентов. Как же так можно?!

Нет, он не знает. Он просто берет ее на испуг.

И тут, словно прочитав ее мысли и угадав смятение, Иван заржал в полный голос.

– Курица! Глупая курица! – оборвал он свой смех злобным шипением, подошел к Алле и больно впился пальцами ей в плечо. – Думаешь, ты Герычу нужна?! Да у него таких овец, как ты… Идиотка! Или… А, постой, угадаю! У него же проблемы с жилплощадью, так? У него больная мама и сестренки не пристроены, а то бы он давно. Куда он тебя приведет, так? Так он тебе лапшу на уши вешает, курица?! А тут хата в пять комнат, но есть одно но! Это сильно пьющий, совершенно опустившийся супруг, который все никак не хочет издыхать! И выгнать-то его невозможно, квартирка-то ему в наследство от бабки с дедом досталась. Как выгнать? Никак! Угадал, Алусик, ход твоих примитивных мыслей, а?

Алла окаменела просто. И не столько оттого, что Иван, оказывается, все знает и ее роман с его лучшим другом для него не секрет, сколько оттого, насколько гадким он ей теперь казался. Еще более гадким, чем прежде.

Знать все и молчать! Знать и молчать! Как так можно, господи?! Как можно так глубоко и прочно деградировать?! Он равнодушен к ней? Она перестала интересовать его как женщина? Но все равно должно было зло брать. Все равно он не должен был, не имел права оставаться таким равнодушным, каким оставался все последние месяцы. У нее же с Геральдом роман уже… уже десять месяцев.

– А вот тебе хрена! – И в щеку Аллы уткнулся его воняющий луком и морковью кукиш. – Вот вам, голубки, хрен, а не развод!!! И жить с тобой стану столько, сколько посчитаю нужным. И из квартиры никогда не съеду. Да и Антон, как бы он меня ни презирал, ни за что не потерпит в этом доме чужого мужика.

– Не потерплю! – раздалось от двери.

Алла дернулась, как от удара, перевела взгляд с опухшего мужа к двери. Антон стоял в одних трусах, укутанный все той же шалью, и смотрел на мать настырно и непримиримо.

– Ма, даже и не думай!

Антон прошел вперед, встал плечом к плечу с отцом, прижавшись задом к столу, на котором гирляндой висели натертая морковка и свекла.

Нацепляет теперь на пуховый платок, рассеянно подумала Алла. Нароняет потом по всей квартире. А в гостиную ковер постелен новый, и обивка у его дивана светлая.

Дикое, дикое семя! Дикое семя от дикого отвратительного мужика!

– Я ничего такого и не думала. Если что-то и стану менять в своей жизни, то только не здесь. Только не в этом проклятом доме.

Не роняя осанки, Алла поднялась, шагнула вперед и хотела уже было выйти из кухни, как вдруг передумала. Остановилась напротив мужчин. Сначала посмотрела на сына. Спокойно смотрела, без вины и раскаяния. Она перед ним ни в чем не виновата, если что. Потом перевела взгляд на Ивана. Тут уж ничего не смогла с собой поделать, скривилась, как от горького.