Они направлялись к Требии.

Сбоку от них, в центре строя, шла жестокая битва пехотинцев. Ее исход пока что был не ясен. По краям Квинт смог разглядеть силуэты вражеских боевых слонов, врезавшихся в строй пехоты союзников. Вместе с огромными зверями в атаку шли конники — судя по всему, нумидийцы. Фланги римлян сомнут, это лишь вопрос времени. И тогда воины Ганнибала смогут обойти центр римской армии и атаковать ее с тыла. Даже до того, как в бой снова вступит основная часть карфагенской кавалерии. Квинт моргнул, сдерживая слезы гнева и обиды. Как такое могло случиться? Всего пару часов назад они преследовали врага, беспорядочно отступающего за Требию…

Хриплые крики заставили Квинта оглянуться назад. К его ужасу, галлы возобновили преследование. Собрав свои омерзительные трофеи, они снова жаждали крови. В животе начало жечь. В нынешнем их состоянии римские кавалеристы не смогут развернуться и дать отпор. Как и он сам, со стыдом понял Квинт. И он решил рассмотреть, что же происходит на другом фланге, там, где находилась кавалерия союзников. Неужели их тоже рассеяли и обратили в бегство?

Фабриций уже заметил преследователей.

— Вот туда, — кивнул он, к удивлению Квинта, показывая на север; заметив непонимающий взгляд сына, уточнил: — Туда двинется основная масса наших всадников и пехоты, и у брода начнется настоящая бойня.

Квинт вспомнил узкий проход перед выходом к броду и вздрогнул.

— Куда же мы едем? — спросил он.

— В Плацентию, — зловеще ответил отец. — Нет смысла возвращаться в лагерь. Теперь Ганнибал без труда возьмет его штурмом. Нам нужна защита каменных стен.

Квинт удрученно кивнул, соглашаясь.

Предприняв все возможное, чтобы собрать вокруг себя побольше других кавалеристов, они свернули с основной дороги в сторону Плацентии, где смогут укрыться.

Как смешно, подумал Ганнон, что жизнь ему спасла именно хваленая римская дисциплина. А не то, что он и его воины победили. Куда там! Позиция рядом с галлами означала, что многие ливийцы разделили их судьбу. Когда галлы наконец-то были смяты рядами тяжеловооруженных легионеров, фалангам пришлось разворачиваться. Пока это происходило, все копейщики, оказавшиеся в пределах досягаемости римлян, были безжалостно убиты. Лишь по счастливой случайности это не коснулось отрядов Ганнона и Малха. Побитые и окровавленные, они продолжали сражаться, несмотря на то, что их оттеснила в сторону громада римского строя.

Ганнон каким-то образом ухитрялся использовать небольшие перерывы в схватке, чтобы управлять своей фалангой. Приказал воинам из задних рядов передать щиты вперед. То же самое сделали и с копьями. Фаланга приобрела свой первоначальный вид — по крайней мере, в первых рядах. Малх сделал то же самое. Восстановив сплошную стену щитов по фронту, фаланги превратились в куда более трудное препятствие для легионеров, которые давно израсходовали пилумы и бились лишь гладиями. А мечи были куда короче ливийских копий. Однако римляне поняли это очень быстро. Увидев, что гастаты и принципы справа от них без труда прорубаются сквозь неорганизованные остатки воинских соединений галлов, они отошли и присоединились к товарищам.

Изнемогающие воины Ганнона наблюдали за этим маневром со смесью изумления и скрытого облегчения.

И вдруг римлян не стало. Как ни странно, они не развернулись и не атаковали строй карфагенского войска с тыла. Ганнон не мог поверить глазам. Оставались еще небольшие очаги сопротивления, где сражались легионеры, оттесненные карфагенянами от основных сил, но основная масса римской пехоты начала отступление, прямо через центр карфагенского строя, настойчиво пробиваясь к исходной позиции.