– Как бараны на чертову мясобойню, парень. Боже, Боже, Боже! – он обернулся. – Капитан Джилайленд!

– Сэр? – Джилайленд вышел из-за башни, где прятался от пронизывающего ветра, и поднялся на стену.

– Вы видите это, капитан?

Джилайленд взглянул в сторону селения, и на лице его отразился ужас.

– Сэр?

– Вот и начинается первый урок, капитан, – Джилайленд не мог понять, чему так радуется Шарп. – Сейчас вы увидите французскую колонну, капитан. Это, черт возьми, самая большая мишень в мире, и вы разнесете ее в клочья. Слышите? – довольный Шарп улыбался, забыв про холодность. – Мы их всех перебьем! Готовьте стапели!

Спасибо тебе, Господи, за принца Уэльского. Спасибо за толстого Крошку-принца и его безумного отца. Спасибо, Господи, за полковника Конгрива. И отдельное спасибо за французского генерала, который поступит так, как поступил бы на его месте любой солдат. Шарп улыбнулся горнисту.

– Тебе повезло, парень, что ты здесь! Повезло, что ты это увидишь!

– Точно, сэр?

Шарп стоял на развалинах стены, его черные волосы развевались на ветру. В голову ему вдруг пришла мысль, что французы просто хотят просочиться между замком и монастырем, но он решил, что в силах справиться с этим: ракеты столь же легко направить на север, как и на восток. Он видел, как французы неуклюже перестраиваются перед селением, и заметил, что центр первой шеренги сильно уклонился вправо от дороги: значит, они направляются к нему. Потом он бросил взгляд на дозорную башню: такая огромная людская масса была бы заманчивой целью для пушек Фредриксона, но Шарп приказал использовать их только для обороны холма. Фредриксону пока придется поскучать.

Он подозвал еще одного прапорщика, которого взял вестовым, и приказал трем ротам фузилеров собраться во дворе вместе с оставшимися стрелками. Теперь единственной проблемой были французские вольтижеры, буквально роившиеся перед плотным строем колонны, – их надо удержать подальше от траншеи. Он прошел туда.

Лишь тридцать ярдов траншеи были пригодны для его плана, и на этих тридцати ярдах люди Джилайленда установили на бруствер пятнадцать стапелей, направленных строго перпендикулярно стене. Шарп слегка поправил наводку, чтобы ракеты перекрывали центр долины. Согнувшись в три погибели за стапелем, он увидел, куда пойдут ракеты, если не свернут с прямолинейной траектории: они пересекут линию атаки всего в пятидесяти ярдах от стены.

– Отлично!

Артиллеристы опустили стапели на землю. Они тревожились, даже боялись, но Шарп улыбался им, шутил, уверял, что победа будет легкой, и его задор передался им. Наконец, хлопнув Джилайленда по плечу, Шарп произнес:

– Выносите их. Но как бы случайно, помногу не берите! – надев на ракетчиков пехотные шинели, он надеялся спрятать свое секретное оружие до последнего момента.

Стрелки во дворе без боязни смотрели на плотную массу неприятеля. Шарп отозвал их и приказал залечь перед траншеей: их работа – не давать вольтижерам подойти к ракетам. Три роты фузилеров он выстроил возле руин стены: кого-то французы заденут, может, даже убьют, но своими залпами они обеспечат стрелкам прикрытие.

Каждый стапель обслуживали два артиллериста: один клал ракету в металлический желоб, другой поджигал фитиль, потом оба приседали в траншее, спасаясь от мощного столба пламени. Они будут стрелять так быстро, как только смогут, отправлять в полет ракету за ракетой: каждый стапель может дать пять выстрелов в минуту, значит, всего в минуту больше семи десятков ракет, и каждая с разрывной боеголовкой; огненная смерть, готовая выбраться из траншеи и поразить свою цель, все еще неуклюже разворачивающуюся возле селения.

Во дворе, тяжело дыша, появился взволнованный Кросс. Шарп отправил пятерых его стрелков на башню, остальным велел разместиться перед траншеей, а роту Брукера добавил к фузилерам у руин стены.