Однако не успел Ирбис прокашляться, как ланниец уже отвернулся, а потом и вовсе уставился в пол.

— Рыжий? — мгновенно насторожился и Белик, но Весельчак не пошевелился, и пацан неожиданно прикусил губу. — Значит, это был ты?

Рыжий красноречиво промолчал, чем моментально притянул к себе все без исключения взоры, и в горнице воцарилась неловкая тишина.

— Ну и как? Понравилось? — вдруг с вызовом вздернул подбородок юнец. — Всем уже растрепал?

— Нет.

— Чего ж так? Такой отличный шанс подгадить! Просто подарок судьбы! Я бы не утерпел, наверное!

Рыжий внимательно посмотрел в голубые глаза Белика, невольно замер от вида стремительно разгорающихся там зеленоватых огней и на короткое мгновение провалился в бездонную глубину требовательно сверкнувших радужек. Крупные, невероятно яркие, потемневшие от гнева и осознания того, что его тайна раскрыта, они словно в самую душу заглянули.

Весельчак вздрогнул, будто от порыва холодного ветра, и внезапно осознал, что для странного пацана его ответ был важен. Настолько, что тот рискнул снова паясничать и откровенно нарываться, желая любой ценой его получить. А еще он неожиданно понял другое: Белик чего-то опасался. Нет, не его самого. Не насмешек. Не вопросов. Он боялся другого, и брошенный мимолетный взор в сторону темного только укрепил ланнийца в этом мнении. Кажется, дело было в Таррэне. И в том эльфе, который когда-то давно сделал пацану нечто плохое.

— Я же сказал: нет, — напряженно повторил рыжий. — Это твое дело.

Дядько кинул на племянника вопросительный взгляд, словно спрашивая, не двинуть ли любопытного попутчика по темечку, но Белик не обратил внимания — все так же пристально смотрел на рыжего, словно решая про себя: верить или нет? И ощущение это было настолько отчетливым, что Весельчак неожиданно почувствовал холодок между лопатками.

— Ладно, будем считать, что не врешь, — наконец сказал пацан, после чего отвернулся и толкнул дверь. — Дядько, я, пожалуй, не вернусь на ночь: здесь и без меня слишком тесно. Так что не жди и вовсю наслаждайся одиночеством.

— А ужин?

— Спасибо, у меня пропал аппетит.

— Странно, — насмешливо заметил Элиар. Сказал он это громко, так, чтобы хорошо расслышали все присутствующие. — Вот уж не знал, что иные смертные в столь юном возрасте предпочитают общество грязного животного компании себе подобных. Кажется, у некоторых развиваются нестандартные вкусы?

— Кто бы говорил! — незамедлительно фыркнули с улицы. — Но лучше уж ночевать так, чем стать четвертым в компании смазливых мужиков, которые даже при посторонних не стесняются укладываться втроем в одну постель!

Караванщики обомлели, а у местных дружно вытянулись лица. Создатель! Да что же творит этот сумасшедший пацан?! Как бы ни были терпеливы бессмертные, но этого даже самый мирный из них не стерпит!

И Элиар действительно не стерпел: слишком долго он сносил выходки мелкого наглеца, слишком долго потакал его выкрутасам, слишком многое спускал ему с рук, вот тот и решил, что все дозволено. Но на этот раз мальчишка зашел слишком даче ко, и теперь, похоже, его не спасут ни Страж, ни случай, ни даже заступничество человеческих богов.

Жутковато улыбнувшись, эльф медленно поднялся с лавки, на миг скрестил взгляд со взглядом обеспокоенного Урантара, который тоже приподнялся со своего места. А затем по комнате словно вихрь пронесся, разметав подскочивших на ноги караванщиков, брезгливо смахнув со стола кости, расплескав кубок с вином и оставив после себя почти неуловимую смесь ненависти, презрения и неприкрытого злорадства. Эльф поразительно легко отшвырнул с дороги замешкавшихся селян, а потом выскочил во двор, следом за беззаботно насвистывающим мальчишкой.