– Экий вы недоверчивый, голубчик. Ваш драгоценный Вицентий Маркович просто крепко спит. В этот раз к нему даже парализант не применяли, так, несколько ампул снотворного… Не верите? Что ж… Борис Вульфович, – окликнул он парня, который сторожил Морделла с трехствольным лучевиком. – Пошевелите легонечко нашего профессора!
Парень ткнул стволами прямо в висок Морделлу. Тот заворочался и что-то пробурчал, даже почмокал губами, однако не проснулся.
– Убедились? – спросил Зографов.
– Убедился, – кивнул Гал.
Мысли вихрем проносились в голове Светова. Прыгнуть, что ли, к этому стервецу, схватить его за глотку и душить до тех пор, пока он не даст команду отпустить Морделла?.. Нет, слишком много времени потребуется для прыжка через всю комнату, да и голыми руками этого субчика не очень-то запугаешь, а оружия, как назло, никакого нет, кроме… нет, об Уподобителе лучше на время забыть!..
…Выдвинуть какое-нибудь категорическое требование типа: сначала вы отпускаете Морделла, а потом будет вам бессмертие?.. Едва ли он на это пойдет, потому что не дурак, чтобы лишаться своего главного козыря…
…Или все-таки делать нечего и остается только подчиниться этой самодовольной морде? Осчастливить, так сказать, его навечно – пусть хлебает живую воду из неиссякаемого источника – и надеяться, что он когда-нибудь ею все же подавится?!. Вряд ли. Таким животным не может прийти в голову, что это такое – усталость от отсутствия проблем…
В этот момент в комнате что-то промелькнуло – промелькнуло так стремительно, что это было даже не движение, а намек на него.
И Зографов, и Светов уставились на голограмму. На первый взгляд, там все оставалось по-прежнему. Так же почивал младенческим сном доктор Морделл. Так же торчал у его изголовья Борис Вульфович, играющий роль сиделки и надзирателя одновременно. Что же изменилось в этой картинке?..
Гал присмотрелся и вдруг обнаружил, что из шеи Бориса Вульфовича, чуть пониже уха, торчит оперение стрелки парализатора и бежит едва заметная струйка крови. В тот же миг надзиратель-сиделка покачнулся и с грохотом рухнул на пол рядом с кроватью.
Затем в голокадре появился человек в легком спортивном костюме, державший в руке парализатор, из ствола которого еще поднималась струйка сизого дымка. Это был не кто иной, как сослуживец Гала по Базе номер семнадцать спейс-капитан Рол Мальян собственной персоной.
Он был краток. Он негромко сказал: – Я все слышал, Гал. Разберись с этим типом по-нашенски, а безопасность профессора я беру пока на себя.
В следующее мгновение Гал рванулся к Зографову, который побледнел и что-то проделал с пластинкой, которую держал между пальцами (лишь теперь Гал понял, что это был мини-пульт). Свет в комнате и голокадр с изображением Мальяна и Морделла погасли. Воцарилась кромешная тьма. И все-таки Гал успел заметить, как часть пола под Зографовым отодвинулась в сторону и тот спрыгнул куда-то вниз. Светов подбежал к этому месту и попытался остановить быстро закрывающуюся крышку люка. Но крышка захлопнулась прямо у него под носом. Старый спецслужбовский лис предусмотрел все, в том числе и пути отхода на случай неудачи…
Гал от души выругался и устремился к двери. Но у порога его уже поджидали люди в строгих костюмах, – видимо, они каким-то образом наблюдали за происходящим в комнате.
Их было четверо. Вероятно, после стычки с Галом у Траурной Стены им стало ясно, что оружие его не остановит. Поэтому они просто должны задержать его, вернее, удерживать как можно дольше. Правда, при этом они все-таки не до конца учли, если можно так выразиться, специфику противника. За что тут же и поплатились.
К своей новой способности не ощущать боли Гал уже успел привыкнуть… Поэтому не стал уклоняться от разнообразных ударов, а приступил к осуществлению своих собственных тактических планов. |