– Идите домой, гражданочка, успокойтесь, попейте валерьяночки. Глядишь, и явится ваш Мишенька.

– А если не явится? – спросила Марфа шепотом.

– Вот когда не явится, тогда и станем разбираться. Идите уже, идите!

И она пошла, побрела вслед за Олькой, ничего перед собой не видя, ничего не чувствуя, не выпуская из рук телефон, беспрестанно набирая уже наизусть выученный номер. Олька привела ее к себе, напоила сначала валерьянкой, потом водкой, пообещала подключить мужа Гришку, чтобы разузнал там по своим каналам. Хоть что-нибудь.

Гришка разузнал. Даром что работал простым автомехаником, но связи имел обширные, даже в полиции. Гришке, в отличие от Марфы, сделали исключение. Для начала навели справки о Мишеньке, о его прошлом. Вот только оказалось, что нет такого человека Михаила Корецкого. То есть мужчины такие есть, да только ни один из них под Марфино описание не подходит. Марфа слушала Гришкин отчет и протестующе мотала головой.

– Нет, они ошиблись! Мишенька в беде, а они ищут кого-то другого!

– А кого искать? – спросил Гришка, усаживаясь напротив и хмуро посматривая то на Ольку, то на Марфу. – Ну давай, расскажи мне, что ты про него знаешь! Адрес, родители, друзья, работа… Хоть что-нибудь расскажи!

И вот тут оказалось, что ничего-то Марфа о своем Мишане не знает. Совсем ничего…

– То-то и оно, – сказал Гришка уже мягче и на Марфу посмотрел с жалостью. – Телефон надо пробить. Да только я тебе зуб даю, что зарегистрирован номер будет на какую-нибудь бабульку из Задрипенска, которая твоего Мишаню и в глаза не видела. Пробивать?

– Пробивай. – Сердце, глупое бабье сердце еще на что-то надеялось.

Через несколько дней надежда развеялась как дым, когда все Гришкины предположения подтвердились. Телефон был зарегистрирован не на бабку, а на дедку, такого старенького, что и собственное имя он уже вспоминал с трудом.

– И что же это?.. Как же?.. – Марфа понюхала склянку с опостылевшей за все эти дни валерьянкой, поморщилась, выпила. – Где же тогда мой Мишаня?

– Неправильно ты вопрос формулируешь. – Себе Гришка налил водки, плеснул щедро, от души. – Где твой Мишаня, конечно, интересно, но гораздо интереснее, кто он такой на самом деле и как ты так лопухнулась…

А она ведь и в самом деле лопухнулась, вот только поняла это не сразу, а когда немного утихли боль и обида. Не было никакой любви, никакого Мишани, а был мошенник и аферист. Был да сплыл, оставил Марфу с разбитым сердцем у разбитого корыта. А еще без квартиры и без копейки денег, с непогашенным кредитом, взятым под огромные проценты. Вот так…

Какое-то время Марфа пожила у Ольки с Гришкой. Но разве ж можно так утруждать хороших людей! Нельзя, поэтому, когда Гришка, немного смущаясь, предложил выбить для нее комнату в общаге, Марфа с благодарностью согласилась. В общаге хотя бы никто не видел ее слез, не утешал, не отпаивал валерьянкой. Она сама. Как-нибудь сама, с чистого листа.

Вот только жить с чистого листа оказалось тяжело, почти невозможно. Денег после выплаты кредита едва хватало на оплату общаги, на еду не оставалось практически ничего. Ела теперь Марфа на работе. Украдкой, когда никто не видел, как низко она пала, до чего дошла. И печь торты на заказ на общаговской кухне никак не получалось, не было там ни хорошей плиты, ни посуды, ни условий. Она бы продержалась, как-нибудь протянула бы годик до окончательной выплаты кредита, если бы не поддалась соблазну.