— Поедем со мной! Ты поживешь у нас, о, мой брат! — с искренним дружелюбием воскликнул Сомакельд. — Мы храбрый народ и любим отважных воинов. Ты можешь быть нашим вождем! А знаешь, какие девушки у тургославов? Останься с нами!

Терлог задумчиво пожал плечами:

— Хорошо, я поеду с тобой, Сомакельд, потому что мой конь устал, а я голоден. Я останусь с вами на какое-то время, потому что чувствую в воздухе запах войны, — видишь, вороны уже слетаются сюда со всех сторон! Я не уйду от вас, когда в этом поле скрестятся клинки, я буду сражаться за вас.

Когда Терлог и Сомакельд подъехали к лагерю тургославов, ночь уже опустилась на землю. Кельту приходилось видеть лагеря татар, и славянский мало чем отличался от них. Такие же высокие неуклюжие повозки — рядом с ними, сложенные в аккуратные кучки, лежали конские седла; те же кольца вокруг костров, где женщины готовили пищу и наполняли роги молоком и медом. И арийцы, и тюрки развивались во многом одинаково. Терлог понял, что сейчас он видит уже уходящую стадию жизни арийцев — они постепенно расставались с кочевой жизнью и переходили к оседлой, начиная заниматься земледелием; или сливались и поглощались татарскими кочевниками.

Кельт увидел все признаки этого смешения среди арийских и монгольских степных народов. У многих тургославов были широкие скулы и черные волосы, свидетельствующие о наличии в них тюркской крови; попадались и чистокровные татары, хотя все же основная масса соплеменников Сомакельда имела арийскую внешность — высокий рост, крепкое сложение, светлые глаза и льняные волосы. Следы смешения с гагарами, пожалуй, заметнее всего были среди казаков.

Лошади арийских кочевников отличались ростом и мощью, а их мечи были длинными, прямыми и обоюдоострыми. Кроме того, их вооружение состояло из тяжелых топоров, пик и кинжалов, а также луков, более легких и менее действенных, чем луки их турецких противников.

Доспехи они носили довольно примитивные — железные пластины, прикрепленные к рубахам из грубой кожи, железные шлемы, круглые деревянные, обтянутые кожей и обитые железом щиты. Поверх одежды они надевали плащи из овечьих шкур. Мужчины были выносливыми, храбрыми в бою и добродушными в дружеском застолье, а женщин отличали приветливость, мягкость и красота.

К ним навстречу помчались часовые, что разъезжали по степи, но Сомакельд крикнул им несколько слов, и они тотчас повернули обратно. На небе уже появилась луна, когда Терлог и его новый товарищ рысью поднялись на склон, с которого открывался вид на славянский лагерь. Окинув острым взглядом равнины, кельт увидел темные, похожие на тени фигуры, приближавшиеся со всех сторон к лагерю.

— Мой народ собирается вместе, чтобы дать бой туркам, — пояснил Сомакельд, и Терлог кивнул, вглядываясь в темную колышущуюся массу. Его глаза вспыхнули в темноте, когда смутная память предков шевельнулась где-то в глубинах его души. Да, славянские кланы собирались, как когда-то арийские — в далекие смутные времена, — и среди них предки самого Терлога приезжали в эти же степи, трясясь в неуклюжих громыхающих повозках или крепко держась за гривы полудиких коней.

Терлог и Сомакельд спустились со склона и приблизились к кострам, откуда тотчас раздались возгласы приветствия. Терлог сразу определил вождя племени — его звали, как сказал Сомакельд, Грогар Скел. Он был уже стар, но в его льняного цвета бороде все еще не было седых волос, и, когда он поднялся, чтобы приветствовать вновь прибывших, кельт увидел, что вождь обладал могучим телосложением и годы не затуманили орлиного взора его острых глаз, не ослабили его железных мускулов.

— Твое лицо незнакомо мне, — произнес Грогар Скел глубоким спокойным голосом. — Ты не славянин, не турок и не татарин. Но, кто бы ты ни был, слезай с коня и дай ему отдохнуть.