— Тогда — точно, сейчас — уже не знаю.

— Хорошо, что этого не знаешь — рано тебе это ещё знать… А что знаешь?

— Знаю подумал тогда — вряд ли тот военный хотел поскорее умереть, — ответил лейтенант. — Наверное, были у него и друзья, и семья… и войны ведь вокруг не было. А пацаны те — кто они ему были? Да никто. Но вот он взял и разменял свою жизнь за их.

— А это, Серёга, наша главная задача — разменивать наши жизни за чужие, причём желательно по наиболее выгодному курсу, — заметил Кравченко. — И желательно — без раздумий и колебаний. Но эти же размены, вычитания, сложения и деления на ноль — не всё, верно? Появился же какой-то вопрос, ответ на который ты решил поискать в нашем заповеднике гоблинов?

— Был такой вопрос, — подтвердил Вяземский. — Спросил — смогу ли я так же сделать? Не просто сдохнуть, а сдохнуть осмысленно и с пользой для окружающих, а не как бесполезный овощ. А до этого так же небесполезно жить. И армия показалась мне подходящим мне местом для поисков ответа… Вот же чушь, да, товарищ капитан?

— Про то, что армия может дать ответы и правда чушь, — хохотнул ротный. — Армия — она как водка: не даёт ответов, но помогает забыть вопросы. Но вот как только тебя наши психолухи пропустили с такими-то суицидальными замашками?

— Психологические тесты у нас весьма примитивны, — сообщил лейтенант. — Но тут не в суициде же дело. Жить-то можно и без всякой цели или в поисках цели — дело-то нехитрое. С собой покончить по скудоумию — тоже много мозгов не надо. А вот иметь цель, ради которой и умереть не жалко — это, как мне кажется, очень достойно.

— Товарищ ты, конечно, не слишком понятный и местами крайне заумный, но потенциал в тебе определённо есть, — усмехнулся Кравченко. — И мозги есть, и чуйка, и вопросы ты интересные задаёшь, да ещё и ответы на них даёшь… Или пытаешься давать. Но твой главный недостаток я теперь, кажется, понял.

— Разрешите поинтересоваться, товарищ капитан, в чём же он заключается? — полюбопытствовал лейтенант, догрызая-таки твердокаменный пряник. Правда, Кравченко за это же время умудрился прикончить три таких.

— Усложнять ты любишь, Серёга. Придумываешь себе хитрую картину мира, думаешь, что понял в нём что-то, а мир-то, Серёга, не так прост каким кажется на первый взгляд… Он гораздо проще. Понять-то это ты уже сейчас поймёшь, но не примешь. А вот как примешь, так и жить станет легче. И девчонку себе нормальную найдёшь. А до тех пор будет у тебя, как говаривали классики — то ещё горе от чрезмерно большого ума. Всё понял?

— Так точно, товарищ капитан!

— Ни хрена ты пока не понял, — хмыкнул ротный. — Умный-умный, а всё равно салага. Ладно, давай, дуй уже — познавай картину, мать её, мира.

* * *

— Что нам уже доподлинно известно? — спросил Верд, постукивая когтем по столешнице.

— Их как минимум несколько сотен, — Нарси подёргала ухо. — Агенты Саввы говорят о десятках различных боевых машин, как наземных, так и воздушных. Похоже, что у них там полный набор всего — танки, артиллерия, фронтовая авиация…

— Возможно, я покажусь невеждой, но насколько их боевые машины могут быть мощнее наших?

— Абсолютно, — усмехнулся Георгий Константинович. — Сам видел, как за считанные годы танки и самолёты становятся в разы мощнее, а тут больше полувека прошло. Даже не берусь судить, что за монстров они там понасоздавали…

— Танки — это, конечно, прекрасно, — иронично заметила Эйра.