У Арутяна перекосило лицо. Он выхватил бластер. «Гарин» прыгал в его руке. Но все равно — с такого расстояния не промахнуться. Виктор потянулся к своей «беретте». Страха не было. Арутян нажал на разрядник. Едва слышный щелчок — и все. Бластер в мортале бесполезен.

Стоявший рядом водитель ударил Виктора кулаком в лицо. Портальщик мог бы увернуться. Он и хотел... но тело почему-то сделалось чужим, вялым, рука дёрнулась, но «беретту» из кобуры он так и не успел вытащить...

Виктор грохнулся на землю и потерял сознание.

Очнулся он уже на сиденье вездехода, пристегнутый ремнем.

За вратами не пользуются адаптивными креслами и прочими новинками техники — здесь в ходу старые добрые ремни безопасности.

«Димаш пристегнул», — мелькнула мысль.

Однако Виктор не чувствовал ни радости, ни благодарности. Голова была как будто набита ватой, мысли притупились. Виктор смотрел на свои руки, Не узнавал. Они сделались белыми, прозрачными. Ногти тоже стали белыми. И здорово отросли. Как у чудика. Виктор тронул волосы. Они доходили ему почти до плеч.

Ремень и кобура с «береттой» исчезли.

«Арутян забрал», — сообразил Виктор.

«Эдик всех нас погубит...» — теперь он уже не сомневался.

Мысль не вызвала ни протеста, ни злобы. Комбат Васильев нарочно отобрал для экспедиции новичков-первогодков, из тех, кто почти ничего не знает про мортал. Для них это просто загадочный лес. Скажи им, что лес убивает, они презрительно отмахнутся. Убивают снайперы «синих» в погоне за новой зарубкой на прикладе, убивают фотонные гранаты. Мары убивают. А лес...

Виктора тянуло в сон, но он не мог забыться, видел и слышал, но как будто в бреду. Картинка расплывалась. Звуки то приближались, то отдалялись.

— Димаш, переодевай ее скорей! Воняет же! — понукал Савин.

— Стараюсь, — оправдывался Димаш. Возня на полу. Ругань полушепотом. — Тут кровь и дерьмо, моча и дерьмо. Еще салфеток. Мои кончились. И «Дольфин». Помог бы кто!

— Трахнуть помог бы. Только раньше. Сейчас на эти мослы охотников нет, — ржал Савин.

Виктор очнулся.

Валюша лежала голая в проходе между сиденьями. Худая, жалкая, неживая уже какая-то. Димаш пытался хоть как-то привести ее в порядок. Одежду он уже снял и выбросил на дорогу. Теперь обтирал кожу влажными салфетками. Если смотреть со стороны, можно подумать, что это какое-то извращение. Борис отводил глаза. Савин презрительно фыркал.

«Они тоже чувствуют слабость, лес высасывает силы», — думал Виктор.

— Вот гадство, куда же она забрела, в какую хрень? — недоумевал Димаш.

— Надень ей на руку манжету с физраствором, — сказал Виктор. — Лучше две.

— Быстрее! — вопил Савин. — Воняет. Выброшу на фиг из вездехода. Ее! И тебя!

— Заткнись, Савин! — приказал Борис. Но как-то вяло. Как будто говорить ему вовсе не хотелось.

— Сейчас, ребята, — суетился Димаш. — Я облил ее раствором. Теперь не пахнет, одеваю уже, — оправдывался он. И вдруг окрысился: — Это кто-то из вас обосрался!

— Сам в говне весь! — крикнул Савин. Но в голосе его было больше страха и бессилия, чем гнева.

Димаш рывком поднял Валюшу, усадил в кресло. Пристегнул.

Она что-то пробормотала. Кажется:

— Есть...

— Не давайте ей жрать! — вновь подал голос Савин.