Так что берись за дело.
– И все‑таки я не понимаю!
– Чего?
– Глиф живая, умная и чувствительная. То, что ее загнали в стойло и держали там немытой, нечищенной и некормленной, уже само по себе плохо, но заколачивать бедняжку в клетку и везти куда‑то, чтобы превратить в скульптурное украшение, уж и вовсе никуда не годится. Я просто не понимаю, как можно так поступать. И никогда не пойму!
– Не понимаешь? – вкрадчиво осведомилась наложница.
– Не понимаю.
– И никогда не поймешь?
Глоха заколебалась. Вопрос явно был с подвохом, особенно если учесть, что она проходила испытание на сообразительность. Но Глиф ей нравилась, и она не могла допустить, чтобы несчастное существо обижали ни за что ни про что. Кому охота попасть в клетку, а потом оказаться на крыше в роли скульптурного украшения?
– Никогда! – выпалила девушка.
– Ну что ж, коль скоро ты проявила к ней участие, то сделалась соучастницей, а стало быть, должна будешь разделить ее участь. Садись верхом.
– Ты хочешь, чтобы я поехала? Но она, по‑моему, не очень‑то подходит для верховой езды. И куда она направляется?
– Куда бы она ни направлялась или не направлялась вовсе, ты тоже направишься или не направишься именно туда. Это и называется «разделить участь». Таковы правила, а я здесь поставлена следить за их исполнением.
И тут Глоху в очередной раз осенило.
– О, так ты, наверное, отрабатываешь Ответ Доброго Волшебника?
– Конечно. А с чего бы иначе мне приспичило сделаться наложницей?
– А можно полюбопытствовать, о чем ты его спрашивала?
– О том, как мне стать писательницей. Он ответил… бормочет скороговоркой, невнятно, поди его разбери… Короче говоря, мне послышалось, что я должна буду поработать над слогом, а на поверку пришлось заняться налогами. Правда, как оказалось, это дает полезный опыт. В промежутках между наложением налогов я уже успела накропать два романа.
– Выходит, отбывая службу, ты уже становишься писательницей?
– Пожалуй, так оно и есть. Возможно, я напишу и повесть об одной крылатой полукровке, полугоблинше‑полугарпии, подружившейся с полулошадью‑полудраконицей. Как думаешь, моим читателям такой сюжет понравится?
– Надеюсь. Мне эта тема кажется очень интересной.
– Ну что ж, садись на Глиф, – велела наложница, не склонная даже за приятным разговором забывать о своих обязанностях.
Спорить Глоха не стала, решив, что раз она не может облегчить участь нового друга, то по справедливости должна ее разделить. Попрощавшись с наложницей, девушка вернулась в стойло и забралась на Глиф, усевшись между крыльями.
– Прости, что не смогла тебя выручить, – промолвила она, поглаживая шелковистую, аккуратно расчесанную гриву. – Но уж, во всяком случае, я не позволила посадить тебя в клетку и отправить на крышу, чтобы ты работала там скульптурой.
Внезапно потолок исчез, и над головой открылось чистое небо. Глиф распростерла широкие крылья и, прежде чем Глоха успела хоть что‑то сообразить, взмыла ввысь.
– Ой, да ты свободна! – воскликнула девушка, и ответом ей послужило радостное ржание. Теперь ничто не мешало Глохе взлететь самой и спуститься вниз, однако она не спешила расстаться с новой подругой. Та целеустремленно взмахивала крыльями, и было интересно узнать, к какой же цели она так стремится.
Потом внизу показался замок, и Глиф пошла на снижение. Замок покрывала прочная плоская крыша, присыпанная толстым слоем соломы.
– Куда это мы попали? – пробормотала девушка себе под нос, оказавшись на крыше. |