Она расплакалась и выбежала из туалета.

Жора вышел на улицу.

– Вот дура-то… любовь, бля… идиотка малолетняя…

Он пошел вдоль по улице в надежде взять тачку и поехать домой. Любовь… идиотская дефка и ее слова не выходили у Жоры из головы.

* * *

– Молодой человек, подайте ради Христа… есть очень хочется. – На углу стоял дед в грязно-зеленом пальто и нелепой помятой шляпе. Он плакал и протягивал руку. – Молодой человек…

Жора обернулся и подошел к деду.

– Ну чо, старый? Все пропил? – Жора усмехнулся, вытащил купюру в сто долларов и помахал ею перед лицом деда. – Ну чо, хошь? Гы-гы-гы-ы. А вот хуй тебе! – Жора засунул другую руку в карман и кинул на землю пять рублей…

– Молодой человек, я не смогу поднять, я упаду… – снова заканючил дед. – Поднимите, пожалуйста…

– Ладно, живи, плесень… – Жора нагнулся за монетой.

В ту же секунду дед отточенным движением вогнал Жоре финку прямо в сердце.

Жора упал навзничь и только успел сказать:

– …Любовь …любовь, это… что…

– Стиляга херов! – Дед методично выгреб из карманов Жоры все деньги и пошел прочь.

Он дошел до дома, поднялся в квартиру, разделся и тщательно вымыл руки. Потом поцеловал на ночь внуков, положил им под подушку по два сникерса и вышел из комнаты. На кухне уселся на табурет, закурил папиросу.

– Любовь… любовь – это внуки, мил человек, – сказал он, глядя в окно.

Он докурил. Ловко раздавил окурок в пепельнице и пошел в свой кабинет. Сел за стол. Положил на проигрыватель старенькой «Ригонды» пластинку, откинулся в кресле и задумался.

«…Мой милый друг, часто слезы роняя…» – тихо пела «Ригонда» хриплым голосом Утесова.

– Любовь… любовь – это музыка наконец… – Дед вытащил из ящика стола старое фото в рамке. – Любовь… нет, наверное, все-таки любовь – это молодость, – резюмировал дед и подмигнул фотографии.

С фото на него смотрел молодой улыбающийся лейтенант СМЕРШ. Внизу была надпись: «Фронтовому другу Коле. 1-й Белорусский фронт. Люблю. Света».

Печенье

Как всегда, в воскресенье бабушка испекла целую гору печенья.

Золотистого, с хрустящей корочкой. Такого и в магазине не сыщешь при нынешнем дефиците.

Мама, папа, бабушка и дед сели за стол пить чай. Позвали и маленького Мишу.

Миша увидел печенье и от жадности взял сразу три. Запил сладким чаем. Взял еще.

Потом еще. Печенье было такое вкусное, что Мишка не мог остановиться. Мел и мел.

Аж скулы сводило. Остановился только тогда, когда увидел, что на тарелке осталась одна маленькая печенюшка.

Осмотрелся. В кухне повисла тишина. Отец взял сигареты и вышел. Дед отвернулся к окну. Мама только качала головой. Бабушка жевала корочку черного хлеба.

Миша втянул голову в плечи. На какое-то время ему стало не по себе.

Дед встал, взял Мишу за руку и повел в комнату. Там он долго рассказывал про войну, про то, как делили последний черствый хлеб с товарищами. Про то как трудно было, но все равно поколение честным выросло.

Потом Мишу долго грузили отец и мать. Миша уже не слышал. Только сидел и смотрел в стену невидящими глазами.

Потом зашла бабушка. Назвала Мишу жадным негодяем, который не умеет делиться с другими и вырастет черствым эгоистом. Кто такие эгоисты, Миша не знал.