Занавеска отъехала в сторону, мама бросилась к Лёне, вытащила его из воды. Крутила в разные стороны, ощупывала руки-ноги:
— Где болит? Лёнечка, что с тобой? Ты упал? Поранился?
Чуть позже, закутанный в мамин махровый халат, он лежал на ее разобранном диване и пил молоко с медом. Мама сказала, что это поможет успокоиться. Она сидела рядом и смотрела на него внимательным, чуть строгим взглядом — этот взгляд Лёня называл «врачебным».
Лёня рассказал, что произошло, но она опять не поверила.
— Оно не давало тебе войти! Оно существует!
— Сынок, дверь просто заклинило. Потом же она открылась.
— Я не вру! — с отчаянием проговорил Лёня охрипшим от воплей голосом.
Мама устало прикрыла глаза.
— Никто не говорит, что врешь. Ты упал, ударился. Там скользко: ты геля этого целый литр на себя вылил. Больше не будешь один в ванной оставаться, я рядом…
— Да нет же! — перебил Лёня. — Я сначала эту тень увидел, а уже потом упал! Когда оно руку протянуло! Знаешь, делают же так с детьми: «Бу!»
«Врачебный» взгляд стал еще строже.
— Хорошо. Давай о другом поговорим. Вот это тоже «оно» написало?
Мама протянула Лёне клочок бумаги. На нем «квадратными» печатными буквами, неумело, как пишут маленькие дети, было выведено одно слово: «Поиграем?»
Лёня не мог поверить своим глазам. Он не писал записки, да и давно уже умел писать письменными буквами, он ведь уже в третий класс перешел.
— Думаешь, я нарочно все подстроил? — Лёня чуть не плакал.
Мама обняла его, прижала крепко-крепко.
— Не переживай. Я не сержусь — нисколечко, ни капельки.
На следующий день мама взяла Лёню с собой на работу. Он сидел в комнате отдыха, пока она работала, рисовал, играл, пил сок и ел печенье. Одна пожилая медсестра угостила его бананом, он поблагодарил, потому что нужно быть вежливым, но есть не стал, да и вообще отложил фрукт подальше: запах бананов напоминал о том, что произошло вчера.
Когда мама закончила работу, то повела его к врачам. Она и сама была доктором, так что у нее везде были знакомые специалисты. И сегодня они пошли сразу к двум.
Один был молодой и веселый, и медсестра в его кабинете — такая же. Он светил Лёне в глаза, надевал на руку какую-то штуковину, лепил на тело непонятные кругляшки. У Лёни взяли анализы, потом он сидел в коридоре, а мама с доктором о чем-то говорила.
— Никаких отклонений не вижу, — сказал он в итоге, когда они снова все вместе собрались в кабинете. — Можно провести еще некоторые исследования, но оснований для беспокойства не вижу.
Второй доктор был старый и очень странный. Выслушав Лёнину историю, которую мама велела ему рассказать, он что-то писал в блокнот, качал головой и надувал щеки. А потом начал задавать глупые вопросы, которые вообще никакого отношения к тому, что случилось, не имели. Спрашивал про папу, про бабушку — папину маму, школу, друзей. Просил рисовать картинки — это было весело, хотя и непонятно, зачем.
Лёня отвечал, рисовал, а в итоге этот врач сказал примерно то же, что и другой. Патологий на первый взгляд нет, хотя… Дальше он «понёс пургу» — так говорил Лёнин друг Руслан, с которым они раньше жили в одном дворе. Говорил непонятное, и мамино лицо вытягивалось, глаза становились грустными.
После, когда они шли домой, Лёня спросил, что доктор имел в виду, и мама ответила, но как-то вскользь, неохотно, будто при этом думала о чем-то своем. Лёня понял, что она расстроена.
— Ты совершенно здоров, только сильно волнуешься. Это называется «стресс». Переезд, новый дом и новая школа — доктор сказал, тебя все это пугает, и страхи кажутся материальными. |