– Достаточно всего лишь ни о чем не думать, – вставил Портной.

    – А я так не умею, – Стецук дернул головой из стороны в сторону. – У меня все время какие-нибудь мысли в голове крутятся.

    – А голосов чужих не слышишь? – с серьезным видом поинтересовалась Тарья.

    – Нет, – так же серьезно ответил Стецук. – Хотя, честно говоря, я особенно-то и не прислушиваюсь.

    – Я могу попробовать, – предложил Портной.

    – Что именно? – не понял сержант.

    – Могу попытаться убедить башню в том, что я свой… Ну, в смысле, нанокопия.

    – И она пустит тебя внутрь?

    – Не знаю, – пожал плечами солдат. – Но если нет других вариантов…

    Других вариантов не было. Если не считать того, что предложил Стецук – облить башню бензином, поджечь, а потом всем разом помочиться на нее, чтобы от перепада температур покрытие треснуло. Выслушав предложение ефрейтора, Макарычев снисходительно похлопал его по плечу – ничего, мол, всякое бывает, – и они вместе отошли в сторону.

    Оставшись один, Портной плотно прижал ладони к поверхности башни, закрыл глаза и прислушался к собственным ощущениям. Шестое чувство не открылось. Интуиция тоже молчала. Грустно вздохнув, Портной с боков прикрыл ладонями глаза от солнца и подался вперед, так, что едва не коснулся носом серебристой поверхности. Напрягая зрение, он пытался хоть что-то рассмотреть в глубине странной зеркальной глади, не отражающей ничего, даже солнечных лучей.

    – Молится он там, что ли? – шепотом спросил у Макарычева Стецук.

    Сержант молча пожал плечами.

    Портной еще раз вздохнул, более протяжно, и сделал шаг назад.

    Михаил любил читать умные книжки, хотя и далеко не все в них понимал, поэтому он был уверен, что сама по себе идея с молчащим мозгом совсем неплоха. Вот только никогда прежде ему не приходилось заниматься ничем подобным. Поэтому и рассчитывать он мог только на удачу или счастливый случай. Зачем он вообще за это взялся? Трудно сказать. Порой люди совершают очень странные, абсолютно необдуманные поступки. Особенно когда хотят произвести на кого-то впечатление.

    Но, сказавши «А», нужно говорить и «Б». Портной сел на устилающие землю сухие сосновые иголки. Положил автомат справа от себя. Скрестил ноги. Ладонями погладил коленки. Возникшая позади него Тарья положила руки солдату на плечи. Поверх черных погон. И – замерла. Будто жена Лота, уставившаяся туда, куда ей не полагалось смотреть.

    – Она тебе никого не напоминает? – тихо спросил у сержанта ефрейтор.

    – Тарья?

    – Ага.

    – Да вроде… нет.

    – А я вот все голову ломаю, где я ее мог видеть?

    – Так спроси у Портного.

    – Не, – качнул головой ефрейтор. – Так будет неправильно. Не по-спортивному. Я должен сам вспомнить.

    Макарычев искоса глянул на ефрейтора и усмехнулся.

    – Что? – удивился тот.

    – Вот потому-то ты и не можешь свой мозг отключить, что он у тебя захламлен черт знает чем.

    – Ну и пусть, – дернул плечом Стецук.