Мейбл всегда верила, что физическое желание может вырасти только из глубокой эмоциональной связи, но поскольку никогда не подпускала к себе мужчин достаточно близко, чтобы такая связь могла возникнуть, то по наивности считала, что ей не грозит испытать тот острый голод, который теперь запустил в нее свои когти.
Она стояла, уставившись невидящим взглядом на ждущее своего часа тесто для йоркширского пудинга, когда в кухню влетела Одри.
– Ма, ну скажи, разве он не самый потрясающий мужчина, какого тебе доводилось видеть?!
– Да, кажется, весьма приятный, – бесцветным голосом прошелестела Мейбл.
– Приятный?! Да ну, мама, скажешь тоже! Он чертовски сексуален и…
– Одри, пора ставить в духовку пудинг, – перебила Мейбл. Меньше всего на свете ей хотелось выслушивать описание сексуальных подвигов Ричарда, и не только потому, что она считала его крайне неподходящим для дочери. Мейбл не желала об этом слышать потому… да, нужно признаться честно, потому что боялась не вынести подробностей.
– Мама, что случилось? – Одри нахмурилась, в голосе больше не было радости. Она подошла к Мейбл, решительно взяла у нее из рук форму с пудингом и поставила на стол, потом развернула мать лицом к себе. – Он тебе не понравился, так ведь? – обвиняющим тоном спросила она.
– Нет… то есть, да… Ох, Одри, я же только что с ним познакомилась, и…
– Ну, мама, пожалуйста, – настойчиво попросила Одри, – хотя бы дай ему шанс. Я уверена, ты его полюбишь.
Слово было выбрано, мягко говоря, неудачно, и какая-то часть ее души, незнакомая, ненужная часть – Мейбл прежде не подозревала о ее существовании – безмолвно возмутилась: почему я должна его полюбить? Потому что ты любишь? Неужели ты не видишь, что он тебе не подходит?
Поскольку вслух Мейбл ничего не сказала, Одри спросила:
– Скажи, что именно тебе в нем не нравится?
Что на это ответить? Мейбл жалко промямлила:
– Ну, дорогая, не то чтобы он мне не нравился… просто он старше, чем я ожидала.
– Старше?! – Одри еще больше нахмурилась и почти агрессивно воскликнула. – Скажи на милость, при чем тут возраст? К тому же, я считаю, ему как раз столько лет, сколько нужно.
Мейбл закусила губу и поморщилась: губа вспухла и болела. Ну вот, начинается: из-за этого мужчины мы уже отдаляемся друг от друга. Естественно, Одри со свойственным юности легкомыслием считает солидную разницу в возрасте пустяком, не заслуживающим внимания, и с моей стороны было просто глупо вылезать с этим сварливым замечанием. Мейбл охватило отчаяние.
Она попыталась перевести разговор на более безопасную тему и как можно непринужденнее поинтересовалась:
– Ты не говорила, надолго ли вы пожаловали.
– О, я-то могу задержаться всего на пару дней, но Ричард пробудет до Рождества, если ты, конечно, не возражаешь.
– До Рождества? – Мейбл растерянно воззрилась на дочь. – Но, Одри, это невозможно. Я хочу сказать…
– Ерунда, – упрямо возразила девушка. – Не понимаю, почему он не может остаться? Когда Ричард сказал, что в его новой книге действие будет происходить в Чешире и он хотел бы уточнить кое-что на месте, я сразу поняла: ему лучше всего поселиться у нас.
Правда, он сначала сомневался, и мне понадобилось некоторое время, чтобы его убедить. Мейбл снова уставилась на дочь.
– Неужели? – тупо пробормотала она, только чтобы не молчать.
Бросив на нее испытующий взгляд, Одри неохотно признала:
– Ладно, ты права, наверное, мне следовало сначала спросить тебя. |