– Ты находишь это странным? Наверное, я просто не встретил подходящую женщину в подходящее время. По молодости я не стремился остепениться, слишком много всего хотелось сделать, прежде чем связывать себя женой и детьми, а потом… Что ж, вероятно, правду говорят, будто с возрастом человек становится все более разборчивым и уже не согласен довольствоваться абы чем.

Что это: простая констатация факта или скрытое предостережение для Одри, чтобы она не рассчитывала на прочные отношения, на брак?

Слова Ричарда принесли Мейбл странное облегчение, и, пытаясь оправдаться перед собственной совестью, она сказала себе, что печется исключительно об интересах Одри, а все остальное ее вовсе не интересует.

Когда они, наконец, были готовы отправиться в дорогу, время уже близилось к полудню. Одри для визита к подруге выбрала непритязательный наряд: джемпер из меланжевой пряжи, старенькие джинсы, ладно сидевшие на ее стройных длинных ножках, и шерстяные гетры – и при всем при том ухитрилась выглядеть сногсшибательно.

Мейбл с завистью проводила дочь взглядом. Когда ей было столько лет, сколько сейчас Одри, у нее не было и десятой доли этой уверенности в себе. Да что вспоминать юность, у нее и сейчас нет и десятой доли уверенности в себе, которой обладает Одри. Она мысленно сравнила одежду Одри с собственным скромным, но практичным нарядом. Что греха таить, рядом с дочерью она выглядит уныло и скучно, как серый воробышек рядом с яркой тропической птицей.

Интересно, Ричард тоже сейчас сравнивает нас, мысленно негодуя, что Одри бросила его на мать? От этой мысли Мейбл внутренне поежилась, ее так и подмывало встать и сказать, что никуда она с ним не поедет, однако хорошие манеры, настойчиво привитые отцом и миссис Бигли, взяли свое, и женщина сдержалась.

Надо признать, если Ричарда и раздражало, что Одри решила оставить его в обществе матери, то внешне он никак этого не выказал.

По всем приметам зима в этом году обещала быть ранней. Конечно, резкое похолодание и пронизывающий ветер казались особенно неприятными после сухого жаркого лета, но только поначалу. Мейбл любила осень, любила бодрящий воздух морозного утра, неброские, пастельные тона бледно-голубого неба, по-осеннему поблекшие краски, неяркое солнце. Скоро облетят листья, и на фоне отдаленных холмов, покрытых первым снегом, будут с графической четкостью вырисовываться силуэты голых деревьев.

– Брр, какой холод! – Одри поежилась, выйдя из дома. – Это вам не лето!

Ричард проводил девушку насмешливым взглядом и подождал, пока она заберется в маленькую машину Мейбл.

– Лето им, видите ли, подавай! – заметил он. – Почему молодежь не умеет ценить самое удивительное? Лично я предпочитаю как раз это время года, когда пейзаж предстает во всей своей неприкрытой обнаженной сущности. В голых деревьях и полях есть какая-то гордая строгость, чего никогда не увидишь летом.

Его слова настолько точно вторили ее собственным мыслям, что Мейбл невольно улыбнулась Ричарду, не сознавая, как преобразилось при этом ее лицо. Стоило ей чуть ослабить жесткий самоконтроль, как маска скованности исчезла, открыв лицо хрупкой, уязвимой женщины, во многих отношениях казавшейся едва ли не моложе и невиннее собственной дочери.

Наблюдая за ее преображением, Ричард задавался вопросом: намеренно эта женщина старается держаться в тени и возводит вокруг себя множество барьеров или делает это инстинктивно, по неосознанной укоренившейся привычке. Когда Одри в своей безыскусной манере впервые рассказала ему о матери, у Ричарда были серьезные сомнения, стоит ли принимать приглашение. Но теперь…

Когда Одри отъехала от дома, Ричард повернулся к Мейбл. Та провожала дочь взглядом, в котором сквозила чуть ли не тоска. Он открыл дверь своего «бентли».

– Боюсь, вам придется побыть штурманом.