К концу столетия высоко в небе пролетал гигантский лайнер. Разнообразие пассажиров на его борту не привлекло внимания. «Международные туры дружбы» проводились чуть ли не ежедневно: общественные организации и почти все правительства пытались ухватиться за любое средство, которое помогло бы предотвратить катастрофу.

Еще позже большая группа всадников проезжала по этому району. Лица и одежда свидетельствовали, что это монголы. Захватчики не осели в этих местностях, и на этих ранних разведчиков никто не обратил внимания.

Хейвиг со своей полудюжиной вернулся в нормальное время.

Его хронолог вспыхнул красным огнем за час до рассвета, накануне нового года, на сто семьдесят седьмом году непрерывного существования Убежища. На западе небо темное, на нем видны звезды и планеты, но на востоке оно уже посерело. Свет без теней позволял увидеть каждый камень стен и башен; он отражался в оконных стеклах и делал белым иней на булыжниках двора. Огромная тишина окутала мир, как будто все звуки замерзли на холоде, который жег легкие и паром вырывался из ноздрей.

Группа много раз репетировала то, что предстояло сделать. Тем не менее Хейвиг придирчиво осмотрел своих людей, избранных для совершения самого главного в операции.

Все одеты одинаково, в темно-зеленые парки, подшитые брюки заправлены в кожаные сапоги, у всех шлемы, оружие и пояса с инструментами. Хейвиг хорошо изучил их лица и характеры за время совместной жизни и дружбы; Леонсия, энергичная, нетерпеливая, с рыжим локоном, упавшим на лоб, который он целовал; Чао, Индлову, Гуттиерес, Белявский, Маатукибн Наал. На мгновение они соединили руки. И разжали их. Хейвиг опустил хронолог. Все приготовили оружие на случай, если часовые на стенах заметят их и поднимут тревогу.

Все за то, что нападение будет неожиданным. Местность вокруг тщательно контролируется, контролировалась в течение многих лет и будет контролироваться и в дальнейшем. Разве сам Сахем не подтвердил это во время своих путешествий к собственной будущей личности? Убежище процветает, растет его богатство, увеличивается число рекрутов, которые служат великой цели. Так что во время отпусков все расслаблялись. Агенты предпочитали брать отпуска зимой, чтобы сбежать от холода и мрака крепости. Но Сахем всегда присутствует в новый год, который начинается торжественной церемонией и речами, а заканчивается попойкой. И кто обвинит стражника, если в предрассветный час у него смыкаются глаза и притупляется внимание?

— Ну, хорошо, — сказал Хейвиг. — Я люблю тебя, Леонсия, — прошептал он. Губы его скользнули по ее губам. Группа устремилась к башне, где живет Калеб Уоллис.

Дверь не поддалась. Женщина выругалась:

— Клянусь хвостом Октаи!

Маатук выстрелил в замок. Грохот ударил по барабанным перепонкам, пробежал между спящими стенами. В голове Хейвига мелькнула мысль: «Ни одна боевая операция не проходит, как запланировано. Всегда нужно допускать отклонения…»

Но именно в этой части ошибка может погубить все.

Он пошел первым. Сзади послышались крики. Слышится ли в них изумление, а не тревога? Или он просто обманывает себя? Неважно. В прихожую и вверх по лестнице!

Подошвы стучат по камню. Толчки передаются через тело, до самых зубов. У него за спиной четверо, поднимаются по темной спиральной лестнице. Гуттиерес и Белявский остались внизу — охранять вход. Индлову и Чао отстали на втором и третьем этажах — захватить помещения секретаря — Хейвиг не знал, кто теперь выполняет его обязанности, — и Остина Колдуэлла. А на следующей площадке, отделанный медью, вход к Уоллису.

Он не охраняется. Никто не смеет входить без приглашения, если только не рухнет весь мир. Хейвиг широко распахнул дверь.

Он снова увидел панели стен, меха, тяжелую мебель, фотографии великих людей и матери Уоллиса.